Избранные произведения в одном томе

«Вот они, — думает, — приказы сердца. Эх, солдатская доля!»

Поплакал, пошёл на улицу, в сад. Глядит — а на берёзе сокол кровавый сидит, яростно сверкает оком, того гляди, кинется на солдата.

— Ну ты, потише, — сказал ему солдат. — У меня ружьё картечью заряжено. Вмажу, если надо. — И сел под берёзу.

— Солдатик, а солдатик, — услышал он голос, — сполнил службу?

— Сполнил, сполнил, — ответил солдат. — И дедку видел, и всё исполнял, да только вот лицо моё расцарапали.

— Не беда, — сказала берёза. — Я тебе его соком полью.

И вот вдруг видит солдат: берёза-то зашевелилась, и там, где развилка была, показалась вдруг голова девичья, а вслед за головою — плечи. И вышла вдруг из берёзы девушка по самую грудь. И закапал с берёзы сок и прямо на солдатские раны. И они тут же заживать стали.

«Во как! — думает солдат. — Ну и ну!»

А девушка, которая из берёзы вышла, глядит на солдата ласково:

— Молодец, солдат.

— Молодец не молодец, — говорит солдат, — а ты давай, вылезай дальше.

— Не могу, — девушка говорит.

— Это почему же ты не можешь?

— Не знаю.

— Эх, бабы! — сказал солдат. — То они не знают, то они не могут. Ладно. Пойду второго сокола выпускать. Совсем, серебряный, сгорюнился. Как бы не помер.

Пришёл солдат в серебряную палату, раскрыл клеть. А сокол серебряный только глазом на него взглянул, а из клети не летит. Взял тогда солдат его на руки, вынес на волю.

— Давай, давай, — сказал он, — лети. Вот она, воля серебряная.

Хлопнул сокол крылом, взлетел тяжело и сел на берёзу.

А девушка-то берёзовая охнула да и вышла из берёзы по пояс.

— Ну, не ожидал, — сказал солдат, — давай дальше-то.

— Не могу, — сказала девушка и улыбнулась.

— Да, — сказал солдат, — придётся, видно, третьего сокола отпускать.

Пошёл в золотую комнату. А сокол солнечный и не смотрит на него. Раскрыл солдат клетку, схватил сокола за крыло — руку обжёг. Схватил за другое — оледенил его сокол. Никак не схватить сокола, никак из клети не вытащить. Бился-бился солдат, обмотал руки тряпками да и ухватил всё-таки сокола, поволок на улицу.

Всё лицо солдатское обожгло жаром, да и через тряпки руки ожгло-охолодило.

А потом уж, когда на улицу вышли, оглянулся всё-таки на солдата сокол, прожёг ему глаза золотым взглядом, тут и ослеп солдат. Пал на землю, а сокол из рук его в небо ушёл.

Не стал плакать солдат, когда понял, что ослеп. Что толку слепому плакать? Вот лежит солдат на земле и вдруг слышит:

— Солдатик, а солдатик, ты живой?

— Живой вроде, — солдат говорит. — А ты-то как? Вышла из берёзы?

— Вышла.

— А до конца ли?

— До конца. Это ведь нечистый меня околдовал. А ты теперь меня спас, из дерева на волю вывел. Эти ведь соколы — мои братья родные.

— Ничего себе братцы, — солдат говорит, — медный всё лицо мне расцарапал, а солнечный глаза прожёг.

— Не беда, — девушка говорит, — серебряный тебя спасёт.

И тут слышит солдат шум крыльев и чувствует — на грудь ему села птица. И вдруг что-то капнуло ему на глаза, и он увидел, что на груди его сидит серебряный сокол и плачет и капают его слёзы в солдатские глаза. И слёзы соколиные проясняют взор.

Взлетел сокол — поднялся солдат на ноги.

Глядит — девушка. Берёзовая. Глаза — тёмные, как те черницы на коре берёзовой, а кожа-то не белоснежная, как берёзовая кора, а тёплая и розовая, как дерево, что прячется под корою. А уж рубашка — белокорая.

На одном плече её — медный сокол сидит, на другом — золотой. А серебряного она к сердцу прижимает.

Шагнул было к ней солдат — вдруг небо потемнело, гром ударил вдали. И понял солдат — нечистый летит. Схватил ружьё.

И видят они — крылья кожаные небо чертят, нечистый летит, жалованье в узелке несёт. А за ним туча мчится, хочет нечистого молнией сразить.

Увернулся нечистый от молнии и как раз солдату на мушку попал.

Ударил солдат картечью — только перья полетели и жалованье из узелка потряслось. Тут и накрыла их туча, хлынул ливень, да такой, что все зажмурились.

А когда открыли глаза — не было нигде нечистого и туча пропала.

И смотрит солдат — стоят рядом с девушкой три паренька, смеются, потому что мокрые все. Один-то — огненно-рыжий, другой-то — русый, солнечный, а третий — весь седой. Молодой такой, а уже седой.

Долго они смеялись, потому что мокрые были да и расколдованные.

Посмеялись, взялись за руки и пошли в родную деревню. И солдат, конечно, с ними.

Стали жить хорошо, под одной крышей.

Солдат подумал-подумал да и женился на берёзовой девушке.

— Понравилась она мне, — признавался он братьям.

А с братьями очень подружился солдат. И особенно полюбил он серебряного. Ласковый потому что тот был, сердечный. Бывало, всё о чём-то грустил.

Сказка о сломанных дрожках

Лёля заслушалась.

Долго рассказывала Натакай свою сказку, и Лёля позабыла и про ледянку быстроходную, и про то, как весело было кататься с горы.

Она всё думала, отчего же грустил серебряный?

А после обеда набежали на гребень оврага школьные мальчишки. Был тут и серьёзный Максим, и Ефимка Киреев, и Мишка-солдатик. Только Вани Антошкина не было нигде видно.

А он в дрожках сидел.