Избранные произведения в одном томе

А волны морские, дотекая до острова, странным образом обходили его стороной, не говоря уж о приливах и отливах.

Мы притормозили «Лавра» на гребне какого-то полудевятого вала, отдали якоря… гм… боцману Чугайле, и он, поиграв с ними, бросил якоря в воду.

К сожалению, боцман промахнулся, и один якорёк, названием «верп», залепил прямо на остров.

Наш верп, прилетевший с неба, вызвал значительный переполох среди жителей. В нижнем белье они выскочили на улицу из своих домиков, в большинстве девятиэтажных с лоджиями, и принялись скакать вокруг якоря. Некоторые решительно хватали верп наш и пытались забросить его на «Лавра».

— Сбросить верп полегче, чем закинуть на борт, — заметил Пахомыч, крайне недовольный боцманом. — Господин Чугайло, вы мне ещё ответите за этот якорь.

— Господин старпом, обратно я заброшу его играючи.

По якорной цепи боцман ловко, как шимпанзе, спустился на остров и только хотел кинуть верп, как туземцы окружили его, схватили и стали, как говорится, бить боцмана в белы груди.

Боцман машинально отвечал им тем же: хватал туземцев и бил их в белы груди.

— Сэр! Сэр! — кричали мы капитану. — Они бьют друг друга в белы груди!

— В сущности, — отвечал Суер, — в сущности, некоторые из побиваемых грудей не так уж и белы. Но, конечно, надо выручать боцмана.

Вслед за капитаном и лоцманом и мы с Пахомычем поползли вниз по якорной цепи выручать верп и боцмана.

Как только мы ступили на сушу, туземцы кинулись на нас.

— Позвольте, — сказал Суер-Выер, — неужели на вас сверху ничего не кидали? Чего вы так разъярились?

— Кидали! Кидали! — орали туземцы. — Вечно нас забрасывают всякою дрянью!

— Верп — вещь порядочная, очень изящный якорёк, — сказал Суер. — А кто тут у вас за старшого?

Вперёд выступил невысокий туземец с подушкой в руках.

— Позвольте представиться, — поклонился ему капитан. — Суер-Выер.

Туземец протянул руку:

— Калий Оротат.

— Боже мой! — сказал Суер. — Неужели Калий? Калий Оротат? Гениальный поэт? Это так?

— Да здесь все поэты, — недовольно поморщился Калий Оротат. — Да вы что, разве не слыхали про нас? Это ведь остров пониженной гениальности. Нас сюда забросили катапультой. Из разных концов планеты. Но в большинстве пишут на русском. Даже вон тот парень, по национальности сервант, и тот пишет на русском. Эй, сервант, почитай что-нибудь достойным господам.

— Прямо не знаю, что и почитать, — сказал сервант. — У меня много философской лирики — циклы верлибров, лимерики, танки…

— Почитайте нам что-нибудь из философской лирики, — предложил лоцман Кацман, глотнув мадеры.

Сервант поклонился:

Остров есть на окияне,
А кругом — вода.
Пальмы стройными киями,
Тигры, овода.

Я хочу на остров дольный

Топоров послать,
Палем блеск пирамидальный
Дабы порубать.

Чтоб горели топорами

Яхонты селитр,
Открывая штопорами
Керосину литр.

Чтобы штопором топорить

Окаянный мир,
Чтобы штормом откупорить
Океанный жир!

— Ну, это же совсем неплохо! — воскликнул Суер, похлопывая серванта по плечу. — Какая рифма: «тигры — овода»! А как топоры горели?! Мне даже очень понравилось.

— А мне так про керосину литр, — встрял неожиданно Чугайло. — Только не пойму, почему керосину. Напишите лучше «самогону литр»!

— А мне так очень много философии послышалось в слове «селитра», — сказал лоцман. — И в штопоре такая глубокая, я бы даже сказал, спиральная философия, ведь не только искусство, но и история человека развивается по спирали. Неплохо, очень неплохо.

— Может быть, и неплохо, — скептически прищурился Калий Оротат, — но разве гениально? Не очень гениально, не очень. А если и гениально, то как-то пониженно, вы чувствуете? В этом-то вся загвоздка. Все наши ребята пишут неплохо и даже порой гениально, но… но… как-то пониженно, вот что обидно.

— Перестаньте сокрушаться, Калий, — улыбнулся капитан. — Гениальность, даже и пониженная, всё-таки гениальность. Радоваться надо. Почитайте теперь вы, а мы оценим вашу гениальность.

— Извольте слушать, — поклонился поэт.