Избранные произведения в одном томе

— А! — ахнул старпом. Он отделался первым и свободно вздохнул. Кроме того, ясно было, что эта открытая буква соответствует его прямой натуре. За ним покатились и остальные буквы и персонажи, пока не доехали до «З». Никто не решался её полюбить. Я даже не знаю почему. Какая-то заминка в подсознании.

— Зе, — заявил наконец матрос Зализняк.

— И, — икнул механик Семёнов.

— Й, — икнул вслед за ним и Хренов.

— Вот это уже совсем непонятно, — сказал Суер-Выер. — С чего это вы, Хренов, любите «и краткое»?

— А что, разве нельзя, кэп?

— Можно, но непонятно. Объяснитесь.

— Видите ли, кэп. Я эту букву обожаю, потому что с неё ничего никогда не начинается. С других букв как начнут, как поедут, а тут всё спокойно, душа не болит.

— Прекрасно, — сказал капитан, — но доиграем в другой раз. Меня интересует, что делать с этим младенцем? Надо найти ему место. Кем он, собственно, будет числиться?

— Юнгой! — крикнул младенец.

— Да, друг, — сказал Суер, обнимая меня, — когда НЕЧТО породило младенца — это было гениально! И даже пока он рассуждал на своём уровне, всё было неплохо. Но вот он превращается в юнгу! НЕЧТО породило юнгу! Кошмарный сон! Вот она, настоящая пониженная гениальность! НЕЧТО — и вдруг какой-то юнга, фырк, бырк, тюрк, шурк, кунштюк. О горе нам! НЕЧТО порождает НИЧТО!

Главы 55-56

КРЮК

Младенец-господин-юнга-Ю соскочил с бочки, сбросил одеяло и, оказавшись нагим, заявил:

— Я наг, сэр! Где ваш кастелян?

— Спился! — гаркнул Чугайло.

— И где теперь?

— Утопили!

— Подать ему тельняшку и штаны, — приказал старпом.

Боцман сбегал в рундук, притащил тельняшку, усевшую после многотысячных стирок, и выполосканные до предела брюки-клёш.

Младенец облачился, превратился в юнгу и тут же принялся скакать и летать, как воробушек, по мачтам.

— Какое счастье! — кричал он. — Теперь я юнга! Я всю жизнь об этом мечтал! Быть юнгой на таком великом корабле, как «Лавр Георгиевич», под водительством сэра Суера-Выера! Гениальная судьба для молодого человека! НЕЧТО породило юнгу! Пусть оно и дальше порождает юнг, кассиров, трактористов и парикмахеров. Впрочем, вы немного ошиблись, капитан. Меня породило не НЕЧТО. Мою маму зовут Гортензия, а вот папа… действительно неизвестен. Не знаю, где папа, не знаю. Может быть, и найдётся на островах Великого Океана!

— Госпожа Гортензия говорила, что вы на острове цветущих младенцев, а мы обрели вас совсем в другом месте.

— Вы знаете, — сказал юнга, — эти цветущие младенцы обрыдли мне до невозможности! Толстощёкие и круглопузые, вечно они ссорятся из-за трёхколёсных велосипедов, я и перебрался в другое место. К тому же, я был там самым худосочным и слабеньким. Они все обжираются самым бессовестным образом, едят всё подряд — и колбасу, и сардельки, курятину и сыр пошехонский, а мне всё капуста отварная, овсянка да овсянка — аллергия, сэр, диатез.

— Странно даже, что у такой могучей мамаши столь худосочное дитя, — заметил Суер.

— Вы имеете в виду шесть грудей? — засмеялся мальчик. — Ну и что? Ведь в них содержится только смысл, а вовсе не здоровье.

— Какой же смысл?

— Ну, в данном случае:

РАЗУМ,

ДОБРОДЕТЕЛЬ,

ВЕЗЕНИЕ,

ПРЕДВИДЕНИЕ,

ОСТОРОЖНОСТЬ и, к сожалению,

ТРУСОСТЬ.

Увы, последняя, шестая, грудь немного меня разочаровала, да ещё эти цветущие младенцы здорово напугали своими игрушками и криком, а так, в остальном, я в порядке.

— Странно, — сказал капитан. — Какие необычные качества. А где же ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ?

— У меня их нету, — просто ответил юнга. — К тому же вовсе не у всех они встречаются. Большинство вскормлено двугрудыми мамашами, так что в каждом человеке есть всего два качества, у всех разные, но всего — два. Не буду называть имён, но и здесь, у вас на борту, я наблюдаю людей, в которых соединяются порой самые разные и странные качества:

в одном — ЖАДНОСТЬ И ЛЮБОПЫТСТВО,

в другом — БЕДНОСТЬ И ПОРОК,

в третьем — ГЛУПОСТЬ И ВОЗВЫШЕННОСТЬ ДУШИ,

в четвёртом — ЛЮБОВЬ И МЕЛОЧНОСТЬ,

в пятом — ПРОЦВЕТАНИЕ И КРЮК.

— Гм, гм, гм, — прервал капитан. — Крюк?

— Именно крюк.

— Но крюк — это не качество, это предмет.

— Предмет? Какой предмет?

— Вы что, никогда не видели крюк?

— Не видел, только чувствовал в других.

— Боцман, покажите юнге крюк.

— Извините, сэр, — подскочил Чугайло, — какой крюк?

— Всё равно… какой-нибудь крюк, да и подцепите на него что-нибудь.

— Чем подцепить, сэр?

— Чёрт вас побери, чем угодно, лебёдкой, краном, провались пропадом!

Боцман заскакал по палубе, двигая подзатыльниками направо и налево:

— Живо! — орал он. — Тащите сюда крюк! Шевелись, скотина!

Матросы забегали по судну в поисках крюка. Найти им, кажется, никакого крюка не удавалось.

— Извините, сэр! — задыхаясь, крикнул боцман. — Крюка нету!

— Как это нету?

— Нигде нету, сэр!

Тут боцман подскочил к матросу Вампирову и врезал ему по зубам:

— Где крюк, сука?

— Да не брал я, не брал!

— А кто брал? Говори!

— Не скажу, — процедил Вампиров.

Боцман уж и скакал, и орал, и дрался, сулился рублём — матрос молчал.

— Пытать его! — орал боцман. — Тащите скуловорот!

— Пусть кэп прикажет, — сказал наконец матрос. — Тогда скажу.

— Говорите, матрос, — приказал Суер-Выер. — Кто взял крюк?