Избранные произведения в одном томе

В южной местности гористой
на краю пустыни длинной
рассказали гитаристу
про старинные руины.

Рассказали — и гортанным

мёртвым именем назвали.
И ушёл он по барханам
к серым контурам развалин.

Брёл по зыби золотистой —

просто так, из любопытства
поглядеть и возвратиться.
Поглядел — не возвратился.

Он нашел меж серых склепов,

где кончался мёртвый город
оловянный серый слепок
с человеческого горла.

Там, в толпе цветасто-тесной,

там, за белой толщей праха,
кто-то пел не просто песню,
кто-то пел не просто правду.

Значит, слово било в сердце,

убивало, помыкало,
коль одно осталось средство —
ковшик жидкого металла.

Но не знал палач усердный,

запечатав глотку эту,
что отлил в металле сером
первый памятник поэту.

Храмы — рухнули. И ныне

равнодушно смотрят горы:
что осталось от твердыни?
Оловянный слепок с горла.

От прославленной столицы —

слиток серого металла.
Было страшно возвратиться,
страшно было взять гитару —

и начать, как начинали

до тебя, — отважно, скорбно,
точно зная, что в финале —
оловянный слепок с горла.

1982

«О величии идей…»

О величии идей
говорить пока не будем.
Просто жалко мне людей,
что попали в лапы к людям.

Как-нибудь в конце концов

мы сведём концы с концами.
А пока что жаль отцов
арестованных отцами.

Покривив печально рот,

так и ходишь криворотым.
Мол, хороший был народ,
уничтоженный народом.

1989

Сюжет

Допустим, брошу. Белая горячка
дня через два призна́ет пораженье.
Из нежно промываемых извилин
уйдут кошмары скорбной чередой:
пальба из танков, Горби, перестройка,
культ личности, Октябрьское восстанье,
потом — отмена крепостного права
и, может быть, Крещение Руси…

Но тут заголосит дверной звонок.

Открою. И, сердито сдвинув брови,
войдут четыре человека в штатском,
захлопнут дверь, отрежут телефон
и скажут: «Зверь! Ты о других подумал?
Ну хоть о нас — плодах твоей горячки?» —
и, с дребезгом поставив ящик водки,
достанут чисто вымытый стакан.

1995

Песенка о варягах