Избранные произведения в одном томе

Далекий голос доктора Фарра отчетливо слышался в застывшем безмолвии раскаленной комнаты. Микаэла и Фил походили на залитые ярким светом деревянные статуи.

— Нет-нет, — произнёс в трубку Мелтон, — мы передумали. Мы не переезжаем.

И опустил трубку на рычаг.

«Да, спячка, — подумал он, — Процесс ускоряется. Ведь это дом, который построил Джек. Созданное им убежище. Возможно, каким-то разумным существам, устроенным иначе, чем мы, необходимо на определенный период впадать в спячку. И они создают роботов — невероятно простые механизмы, чтобы те заботились о них во время сна».

Машины, которые легко настраивать. Машины, которые способны адаптироваться к нуждам других организмов — людей, например.

И все же есть один нюанс. Спячка — состояние, естественное для Джека. Но не для Мелтона, Микаэлы и Фила. У них процесс будет проходить совсем по-другому. Ибо они принадлежат к другой расе, не похожей на расу Джека.

— Мы никогда не переедем, — тихо пробормотал Мелтон.

Часы показывали 1.03.

Стены дома чуть подрагивали. Механизм перезаряжался. В окна, странным образом преломляясь в совершенно чистых стеклах, лился лунный свет.

В доме, который построил Джек, застыли в неподвижности три фигуры.

Три человека, которые больше ничего не ждали.

Наш демон-хранитель

Уже несколько дней в мозгу Карневана звучал тихий зов. Он был тих, но настойчив, и Карневан сравнивал свой разум со стрелкой компаса, которая рано или поздно обязательно повернется, чтобы безошибочно указать на ближайший магнитный полюс. Ему без особого труда удавалось сосредоточиться на текущих занятиях, но расслабляться, как он заметил, было опасно. Стрелка тут же начинала вращаться, а неопределенный зов усиливался, будоража его сознание. Но Карневан никак не мог понять, кто его зовет и куда.

О безумии не могло быть и речи. Джеральд Карневан хорошо знал, что нервы у него расшатаны не более, чем у большинства его современников. Он имел несколько научных степеней и был младшим компаньоном в процветающем нью-йоркском рекламном концерне, являясь при этом источником большинства идей. Он играл в гольф, плавал и неплохо разбирался в бридже. В свои тридцать семь лет он выглядел сухим, суровым пуританином — вот уж с кем не имел ничего общего! — и в последнее время его не слишком настойчиво шантажировала любовница. Это его особенно не волновало, потому что его рациональный ум уже проанализировал все возможности, выбрал оптимальную модель поведения, а затем успокоился.

Впрочем, не до конца. Эта мысль колотилась где-то в уголках подсознания и сейчас пришла Карневану в голову. Разумеется, «голос» можно было объяснить и этим: подавленным желанием окончательно решить назревшую проблему. Такое объяснение вполне подходило, учитывая недавнее обручение Карневана с Филлис Мардрейк. Филлис, которая была родом из Бостона, не простила бы своему жениху амуров на стороне, если бы вдруг узнала об этом. А Диана, бесстыдная не менее, чем красивая, не остановилась бы перед таким шагом, если бы до него дошло.

Стрелка компаса вновь задрожала, повернулась и остановилась. Карневан — в тот вечер он засиделся допоздна в своей конторе — гневно откашлялся. Под воздействием внезапного импульса он откинулся на спинку кресла, выбросил сигарету в открытое окно и стал ждать.

Психологи утверждают, что подавленные желания следует извлечь на поверхность сознания, где их легко можно обезвредить. Следуя этой рекомендации, Карневан расслабился и просто ждал, закрыв глаза.

Через окно доносились звуки нью-йоркской улицы, потом они утихли и почти незаметно уплыли куда-то вдаль. Карневан пытался проанализировать свои чувства. Ему казалось, будто его сознание заперто в герметичной коробке и мечется в ней, колотясь о стенки. Световые пятна постепенно угасали под закрытыми веками: сетчатка приспосабливалась к темноте.

До его мозга донесся немой приказ, но он снова не понял его.

Это было слишком непривычно, слишком непонятно. Однако в конце концов зов оформился в слово. Это было имя, маячившее на краю темноты, туманное, едва уловимое: «НЕФЕРТИТИ… НЕФЕРТИТИ…»

Он узнал его и вспомнил сеанс, в котором участвовал на прошлой неделе вместе с Филлис и по ее просьбе. Это было обычное жалкое надувательство — гонги, блуждающие огни свечей и шепчущие головы. Медиум организовывала сеансы три раза в неделю в старом доме недалеко от Колумбус-Сайкс. Ее звали Мадам Нефертити — по крайней мере так она утверждала. Выглядела же она скорее ирландкой, чем египтянкой.

Карневан уже знал, куда звал его беззвучный голос. Приказ гласил: «ИДИ К МАДАМ НЕФЕРТИТИ!»

Карневан открыл глаза — в комнате совершенно ничего не изменилось. Впрочем, ничего иного он и не ожидал. В его мозгу уже возникла — хотя еще не оформилась окончательно — догадка, что кто-то манипулирует его «я». Вероятно, гипноз, подумалось ему. Во время сеанса Мадам Нефертити неизвестно каким образом сумела его загипнотизировать, и странный зов, донимавший его в последнее время, был постгипнотическим следствием внушения. Предположение было слегка натянутым, но вполне допустимым.