Избранные произведения в одном томе

Вот и теперь я сам не заметил, как увлекся: задумался о бифштексе на кухне, а потом начал сомневаться в его существовании.

— Эд, нам пора, — услышал я голос Сюзан. — Ты идешь?

Я нашел жену в спальне, примеряющей совершенно нелепую шляпку.

— Как, ты еще не готов? — возмутилась она.

— Я-то готов, — ответил я. — А зачем шляпка?

— Так-так! Мы, кажется, собирались ехать ужинать… Или ты решил перекусить гамбургерами в ближайшей забегаловке?

— Ехать ужинать? — Вероятно, голос мой звучал удивленно. — Я готов рвать зубами бифштекс.

— Какой бифштекс?

Я взял жену за руку, провел на кухню и показал на жаровню.

— Вот этот, — сказал я, поднимая крышку.

Под ней ничего не было. Там не было даже ни капли жира. Решетка была идеально чистой.

Но картофель фри и шпинат были приготовлены. Я показал их Сюзан, и она прямо-таки застыла от изумления.

— Боже!.. — ахнула она. — Ничего не понимаю. Зачем я их приготовила, если знала, что мы ужинаем в ресторане?

— Послушай, — начал я, едва не срываясь на крик, — ты помнишь, что покупала и готовила мясо?

— В последний раз это было на прошлой неделе, — ответила Сюзан без тени сомнения.

Мы поужинали в ресторане. Вот уж действительно, Фома Неверующий! Теперь я был почти уверен в том, что случилось с картиной. Но по поводу всего остального меня по-прежнему терзали сомнения. Я внимательно рассмотрел себя в зеркале, висевшем напротив нашей кабинки в ресторане: невысокий, коренастый, светловолосый, внешность вполне заурядная. Ничуть не похож на волшебника. И тем не менее…

Тем не менее я посмотрел на солонку и прошептал:

— Я сомневаюсь в твоем существовании.

— Ничего не понимаю, — сказала Сюзан, взяв солонку. — В чем смысл?

— Нет никакого смысла, — ответил я.

Либо некоторые вещи существуют только в моем воображении, либо я не могу контролировать свои способности. Не могу включать и выключать их, как воду из крана. Я заказал выпить, а потом еще.

Мы отправились в ночной клуб. Когда мы вышли оттуда, я был пьян. Я хотел вызвать такси, но Сюзан настояла на метро. Она любила ездить под землей, когда была навеселе.

— О’кей, — согласился я. — Станция «Шестьдесят девятая улица» всего в нескольких кварталах.

Это если по прямой. Мы шли не по прямой. Мы шли зигзагами. Каким-то образом мы попали в Центральный парк, где вступили в ожесточенный спор с вязом, но в итоге вышли-таки на Шестьдесят девятую улицу. По ней мы двинулись в сторону Бродвея, но он куда-то подевался.

Наконец я с некоторой горечью в голосе произнёс:

— Сомневаюсь, что на Шестьдесят девятой улице в самом деле есть станция.

И действительно, когда мы вышли на угол Бродвея и Шестьдесят девятой, никакой станции там не было. Полицейский, к которому мы обратились, сказал, что мы пьяны и что здесь никогда не было станции метро. Если вы знаете Нью-Йорк, не сможете с ним не согласиться. Я был единственным человеком в мире, который помнил, что на Шестьдесят девятой улице существовала станция подземки.

Полицейский остановил для нас такси, и мы поехали домой.

На следующее утро у меня было жуткое похмелье, и я на скорую руку приготовил себе завтрак из острого соевого соуса и яичного желтка. Когда я уходил, Сюзан еще крепко спала. В моей голове неумолчно грохотал паровой молот, и сосредоточиться никак не удавалось. Но я пытался. Магия? Чудеса? Сила воли? Что-то изменилось во мне, но я не знал, как и почему. Казалось, стоило мне усомниться в существовании чего-либо, это переставало существовать. Причем мои способности имели обратную силу. Объект моих сомнений не просто исчезал — его не было никогда.

Может быть, и весь этот мир — всего лишь мой сон…

Я добрался до здания «Манхэттен Виста» и поднялся в юридическую контору «Хандрел и сын». Саймон Хандрел — толстый, лысоватый, седой старый прохвост — поприветствовал меня с выражением искренней сердечности на розовом после массажа лице:

— Доброе утро, Эд. Облигации Ханскома лежат у тебя на столе. Ты займешься ими немедленно?

— Конечно, — сказал я и направился в свой кабинет.

Мой стол был завален всякой всячиной. Я вспомнил, что сегодня день моего рождения. По случаю столь знаменательного события сотрудники обычно засыпали меня подарками. Документы и папки тоже лежали на столе. Я принялся перебирать их, тщетно пытаясь найти облигации Ханскома. Бесполезно. От отчаяния я был готов проклясть день, в который родился.

Я нашел аспирин и запил таблетку водой. Однако так и не смог отыскать эти треклятые облигации.

В голове царил полный сумбур. «Облигации, — думал я, а потом, буквально через мгновение: — Какие облигации? Облигации Ханскома. А кто такой Ханском? Какой-то старый сукин сын из Бруклина? А на черта он мне сдался? А, облигации… Какие облигации? Нет, все это — заговор, чтобы свести меня с ума».

Лично я сомневался, что эти облигации вообще когда-нибудь существовали.

Я навел порядок на столе, ничего не нашел и вернулся в кабинет Хандрела, чтобы объяснить ситуацию. Он удивленно уставился на меня.

— Облигации Ханскома? Но у Ханскома никогда не было никаких облигаций! Я думал, ты в курсе. Вероятно, ты перепутал их с какими-то другими бумагами.