Избранные произведения в одном томе

Барракуда поплыла за ним. Молотя ногами, он задел рыбу, и она метнулась прочь. Педро видел, как ее длинное, похожее на торпеду тело тает в голубовато-зеленой бесконечности. Тогда он завис на месте, продолжая машинально взбивать воду, и огляделся.

Это было южное море. Кораллы, чья окраска тускнеет, если их вытащить из воды, здесь сверкали кричаще ярко и образовывали на дне сложные, необыкновенно красивые лабиринты. Среди кораллов сновали рыбы, а над головой мальчика, медленно взмахивая крыльями и волоча за собой шипастый хвост, проплыла манта, или морской дьявол. Мурены, извиваясь, точно змеи, разевали на Педро жуткие зубастые пасти, крабы на бесчисленных ножках ползали по камням и маленьким песчаным прогалинам на дне. Целые рощи морских водорослей и огромные опахала разноцветных губок покачивались с гипнотической монотонностью, среди них сновали стайки крошечных полосатых рыбок, двигавшихся слаженно, словно управляемые единым разумом.

Педро нырнул глубже. Из пещеры в красно-бурых скалах на него уставился осьминог, взгляд его огромных глаз был бесконечно чужд, щупальца медленно колыхались. Педро поплыл прочь от него и замер над широкой площадкой светлого песка, на котором, расходясь волнами, мелькали блики пронизывающего море света и распласталась тень самого мальчика. Множество мелких подводных созданий деятельно сновало по своим делам. Этот мир был нарисован не на плоском листе бумаги, а в трех измерениях, и тяготение тут отсутствовало. Здесь были лишь красота, необычность и налет жути, от которого у Педро сладко замирало сердце.

Он поплыл вверх и вырвался на поверхность, стряхивая воду с волос и лица. Дышать воздухом оказалось так же легко, как водой. Оглядываясь по сторонам, он легко заскользил по вздымающимся и опадающим волнам. На расстоянии полумили голубое, сверкающее на солнце море обрамляло лесистое побережье, а за ним вздымались темные склоны гор. Океан был пуст, если не считать… Да, он был здесь, клипер с убранными парусами, с мачтами, покачивающимися в такт волнам. У Педро перехватило горло, такими ровными, радующими взгляд были обводы судна. Мальчику представилось, как красавец корабль скользит по морям под белыми парусами, наполненными встречным ветром, рассекая волны острым бушпритом, и водяная пыль орошает позолоченную фигуру девушки на носу.

Клипер стоял на якоре — Педро видел цепь. И еще он разглядел движение на палубе. Может быть… Он поплыл к кораблю. Однако море становилось все неспокойнее. Волны обрушивались на него, шлепали по щекам…

— Minho filho! Педрино…

И:

— Педро! — пророкотал низкий голос отца с оттенком тревоги. — Просыпайся!

Мальчик почувствовал на лбу прохладную, сухую ладонь, и как будто что-то теплое пронзило голову, точно электрический разряд. Он слышал слова, которых не понимал, но голоса взывали к нему, взывали…

Он открыл глаза и поднял взгляд на маленькое сморщенное лицо цыганки, Беатрис Саузы. Долгий, долгий миг ее невероятно яркие черные глаза всматривались в него, а беззубый рот неразборчиво шептал что-то. Потом она кивнула с удовлетворенным видом и скрылась из виду, уступив место Маргарите. Мать кинулась к Педро и грубо прижала его голову к своей обширной груди.

— Ай-яй-яй! Педрино, coelzinho, мой крольчонок, ты слышишь меня? Ты проснулся?

— Ну да. — Педро зевнул и попытался вырваться из объятий матери, удивленно глядя на нее. — А в чем дело? Почему сеньора Беатрис…

Прикрыв глаза морщинистыми веками, старая цыганка набивала крепким черным ароматным табаком свою потрескавшуюся трубку. Она даже не посмотрела на Мануэля, когда он бросил на нее возмущенный взгляд и проворчал, обращаясь к жене:

— Давай-ка, тае, иди отсюда и прихвати с собой старуху. Все это глупость, так я считаю. Вставай, парень. Ну!

Маргарита выскользнула на кухню, потянув за собой Беатрис Саузу и шепча старой женщине, чтобы она не обращала внимания на Мануэля.

— Он хороший человек, сеньора. Просто думает, что пощечина — лучшее лекарство от всех болезней.

Под сердитым и отчасти затуманенным взглядом Мануэля Педро скинул пижаму, натянул заплатанное нижнее белье, заношенную рубашку из грубой хлопчатобумажной ткани и штаны. Он от всей души надеялся, что Мануэль промолчит, однако стоило мальчику повернуться к двери, как мозолистая рука ухватила его за плечо и отец хмуро уставился в лицо сына.

— Время уже далеко перевалило за полдень, — сказал он. — Что это за сон такой? Твоя тае не могла тебя добудиться и с плачем прибежала ко мне, а ведь это мне не помешало бы поспать подольше.

Что верно, то верно, подумал Педро, заметив, что у отца покраснели глаза, а под ними набрякли красноречивые круги.

— Надеюсь, ты не свалился ночью в канал, meu pai, — вежливо сказал он.

— Нет, а мог бы, — проворчал Мануэль. — Теперь послушай меня, rapaz[150]. И смотри, говори чистую правду. Тебе известно о белом порошке, который Беберикадор продает по ночам на пристани?

— Я никогда не прикасался к этому порошку, meu pai, — твердо заявил Педро, — или чему-либо еще, что продает Беберикадор. Ни разу в жизни.