Косые лучи солнца пробивались сквозь листву дуба. Вокруг шумел лес Мирак, зеленый и теплый в дневном свете. Рядом с принцем стояла на коленях Дельфия, восторженно смотревшая на него. Глаза ее уже не были ослеплены чарами.
— Рэйнор, — облегченно произнесла девушка. — Ты жив, слава богам!
— Ясно, жив, — буркнул Эблик, выходя из-за дуба. — Я не тащил бы его столько, будь он мертв. Как ты себя чувствуешь, принц?
— Неплохо, — ответил Рэйнор. — Дьявольски болят ноги, но, кажется, все в порядке. Ты вытащил меня из крепости, Эблик?
— Да, — ответила за нубийца Дельфия. — Он переплыл озеро с тобой на спине. Черные Цветы были мертвы, словно их сожгла молния.
— Если можешь идти, нам лучше уходить, — нетерпеливо заметил Эблик.
Рэйнор встал, кривясь от боли.
— Верно. Найдем лошадей и уедем из этого проклятого леса.
Рэйнор и Дельфия ступили на извилистую тропу, ведущую через лес Мирак. Эблик на мгновенье задержался и поднял взгляд к голубому безоблачному небу.
— Может, боги помогут нам выбраться из этой чащи до ночи, пробормотал он. — Может, за этим черным лесом есть другая страна… где звезды не такие злые.
Он схватил свой боевой топор, поспешил за Дельфией и Рэйнором, и вскоре трое странников исчезли в холодном полумраке огромного леса.
МЫ — ХОГБЕНЫ
Военные игры
Я раньше как думал: армейская жизнь — это маршируй себе с винтовкой в руках да форму носи. В общем, сначала-то я обрадовался, что выберусь с холмов нашего Кентукки, потому как решил, что смогу поглядеть на мир, а то, может, и чего поинтереснее со мной приключится.
С тех пор как пристукнули последнего из Флетчеров, у нас в Пайни наступила скука жуткая, да и дядюшка Элмер все ныл, что вот зачем, мол, он прикончил Джареда Флетчера, ведь тот был последним из клана и не с кем ему теперь будет драться. После этого дядюшка по-серьезному пристрастился к кукурузной браге, и нам приходилось гнать самогонку сверхурочно, чтобы выпивка у него не кончалась.
Однакось учитель из Пайни всегда мне твердил: любую трепотню следует зачинать с самого начала. Так я, пожалуй, и поступлю. Только не знаю я, где это самое начало. Наверное, оно пришлось на тот день, когда я получил письмо с надписью «Хьюи Хогбен». Это папуля так прочел, а он страсть как в грамоте разбирается.
— Ага, — говорит, — вот буква «X», все правильно. Это, наверное, тебе, Сонк.
Меня так кличут — Сонк, потому как я типа коренастый, да ростом не вышел. Мамуля говорит, что я просто еще не вырос, хотя мне уже почти двадцать два стукнуло, а росту во мне едва больше шести футов. Я раньше так из-за этого переживал, что тайком бегал колоть дрова — все силенок себе прибавлял. Так вот, папуля отнес мое письмо учителю, чтобы тот его прочитал, а потом примчался назад, что-то выкрикивая на ходу, как помешанный.
— Война! — орал он. — Война началась! Давай, Элмер, тащи свою железяку!
Дядюшка Элмер сидел в углу, потягивая кукурузную брагу и заодно пробуя приучить к ней малыша.
— Какая война? Кончилась она уже давно, — пробормотал он, слегка кося глазом, будто чокнутый. — Эти чертовы янки оказались нам не по зубам. Я слышал, и генерал Ли погиб…
— Как это нет войны, есть война! — упрямо возразил папуля. — Учитель говорит, Сонку в армию идти надобно.
— Хочешь сказать, мы от них снова отколоться вздумали? — изумился дядюшка Элмер, разглядывая кувшин с брагой. — А что я говорил?! Этим проклятым янки нас в свой Союз не затащить.
— Ну, про это я ничего не знаю, — пожал плечами папуля. — Ни черта не разобрал, что там болтал учитель. Но одно знаю точно: надо идти на войну.
— Собирайся, Элмер, — сказала мамуля, доставая из шкафа свою старую пушку. — Мы все туда пойдем. Не знаю, правда, какой будет прок от такого коротышки, как ты, — повернулась она ко мне, — хотя пальнуть из ружья ты кое-как сможешь.
— Ну ты даешь, ма, — сказал я, краем глаза замечая, что к нашему дому подъезжает на своем муле учитель. — Да я ж отлично стреляю.
— Ага, как же, — прокаркал дядюшка Элмер. — Парни Бойер тебя чуть не завалили, а их и было-то всего шестеро.
— Они на меня сзади набросились, — возразил я. — Но когда я отдышался, им на орехи-то досталось…
— Хватит языки чесать, балаболки, — решительно сказала ма. — Пойдем уже.