Группа спустилась «вниз», на тот фрактальный уровень, где уже можно создавать силой мысли нужные инструменты, но еще видно, что делается снаружи. Разом сосредоточившись, они сумели создать некое увеличивающее устройство и с его помощью посмотреть на двести с лишним зеркал за кораблем-артефактом: они тянулись позади на пяти ветвящихся деревьях-лассо. Многие из этих километровых прозрачных цветков все еще раскрывались.
Как все это могло вместиться в метровый ящик?
Зеркала напомнили Хэмишу медуз, стаи которых завоевали великий земной океан.
Посланец Осторожности показал план, добавив: «Конечно, масштаб не соответствует».
— Итак, большой парус работает как гигантское зеркало телескопа, — рассуждал Джовиндра, — собирая и отражая свет на двести меньших зеркал, разбросанных на максимально большом расстоянии… зеркала же сфокусированы на нашем кристаллическом корабле… который затем может анализировать изображения…
— …потому что мы можем использовать его концентрированную энергию, — добавил явно взбудораженный Посланец.
— Значит, с помощью этой штуки мы можем посмотреть на Землю? — нервно спросила Эмили.
Хэмиш кивнул.
— С таким телескопом и на таком небольшом расстоянии мы разглядим даже самые слабые следы цивилизации. Или ее гибели.
— Может, я не хочу этого знать, — сказала Эмили, опустив глаза.
Хэмиш повернулся.
— А вы что думаете, Лейси? Может этот большой телескоп посмотреть на Землю и…
Озираясь, он наконец нашел Лейси, Профну и Птицуженщину. Все они теперь были ростом с его голень и сидели на миниатюрной платформе в окружении более сложных приборов и компьютерных дисплеев. Вокруг Птицыженщины, снова пернатой, кружили торнадо чисел, а она пищала, пританцовывала и ныряла в эти водовороты. Обработка данных, достойная ее таланта мудреца.
Хэмиш присел на корточки, глядя на другую женщину, чье лицо теперь казалось скорее озадаченным, чем торжествующим; Лейси спорила с профессором Нузоном, подбоченившись и небрежно отбрасывая назад роскошные густые волосы с проседью. Это почему-то делало Лейси не просто миловидной, но сексуально привлекательной, что вызвало вспышку любопытства в самом примитивном уголке его сознания.
Очки предоставили сведения, о которых он сознательно не спрашивал:
Внешность Л. Дональдсон: 95 процентов точного ее воспроизведения в возрасте сорока двух лет.
Хэмиш заморгал.
Черт возьми, вот это женщина!
Качая головой, чтобы лучше сосредоточиться, Хэмиш нагнулся еще ниже и громче повторил свой вопрос, прерывая напряженную работу Лейси с аутистом-мудрецом и растаманским маэстро сцены.
— Все не так просто, — ответила она напряженным голосом, глядя на Хэмиша снизу вверх. — Не забудьте, главная задача большого паруса — отражать фотоны, обеспечивая движение вперед подобно парусам на старинных кораблях. Зеркало телескопа должно иметь другую кривизну.
— Но его форма может меняться сообразно целям, — сказал Хэмишу Посланец, вставая рядом с ним на краю равнины. — Когда пошлют новый луч лазера, телескоп может снова перестроиться для движения.
Но эту мысль Хэмиш оставил при себе.
— Возможно, — сказал Особо Мудрый, не нагибаясь. — Но какова польза от такого прибора? Смотреть назад на Солнечную систему, из которой вы улетели? Как новости из дома могут сказаться на успехе вашей экспедиции? В особенности экспедиции, которая уже потерпела неудачу, оставшись без лазерных толчков?
Очевидно, Ом не слишком высоко оценивал все эти дорогостоящие приборы.
— Я знаю, что парус может менять форму и становиться основным зеркалом, Посланец. Собственно, он, можно сказать, уже начал это делать. — Голос Лейси — из-за ее роста и величины — звучал пискляво. — Но меня смущает конструкция устройства за нашей кормой. Созданный воображением телескоп нуждался бы только в одном вторичном зеркале, а не в сотнях!
Профессор Нузон, теперь в строгом белом смокинге, оторвался от прибора.
— Чуваки, могу сообщить вам нечто очень странное… только половина цветков со многими лепестками, что раскрываются за нами, — вогнутые отражающие зеркала. Остальные сто — плоские диски. Непрозрачные, чуваки. Совсем не светятся.
— Плоские диски? Но зачем они нужны? — Лейси почесала в затылке, словно голова у нее была из настоящей плоти. — Единственное, что приходит на ум, — чтобы закрывать или заслонять солнце. Но зачем?
Она указала на чертеж.
— А это что? И как может помочь нам распространять Панацею?
Хэмиш не мог ничего добавить. А больше всего на свете он ненавидел одно: не иметь возможности что-нибудь сказать.
И поэтому — с отчетливым волнующим наслаждением — заметил, что можно было прокомментировать. Внутри зонда ниже насыщенных волшебством паров что-то происходило.