Избранные произведения в одном томе

Нечего было и думать о сне. Федор, как был в набедренной повязке и легкой рубашке, перешагнул подоконник и вышел на крытую террасу, что тянулась по квадрату внутреннего двора. Здесь было чуть прохладнее, чем в горнице. Федор присел на перила и снова задумался.

«Как же так случилось? Попались, как малые дети, — тоже, задумали хивинцев обмануть! Три года у них под носом собирались, пошли посольством — с войском да с пушками… И как князь согласился войско делить? Может, поврежден в уме был после смерти княгини с дочками… Верно, крепко любил Марфу Борисовну, с того и тронулся. Кто знает?… Вот и я — как про Бхарати подумаю — голова кругом идет…»

Вдруг до Федора донеслись какие-то голоса. Он насторожился, прислушался. Говорили на том непонятном для него наречии, каким Лал Чандр объяснялся с факирами.

Он хорошо различил знакомый ласковый голос Лал Чандра. Иногда его перебивал другой голос — властный, резкий, угрожающий. Федор сразу припомнил: это голос того брахмана, который сегодня пробовал дурманить его, Федора, колдовским взглядом, а потом был при опыте с водой, огнем и маслом. Видать, знатная в этих местах персона…

Третий голос был Федору незнаком. Он раздавался реже других двух и на все речи брахмана отвечал одной и той же фразой, не меняя тона.

Федор понял, что голоса раздаются из окна верхнего этажа затейливой башни, что возвышалась над центральным залом, над домашним алтарем Кали.

Башня — четырехугольная уступчатая пирамида — была густо украшена скульптурными изображениями слонов, лошадей и многоруких богов. Федор всегда считал эту башню украшением, так как из дома в нее не было хода. Но теперь, среди ночи, в ее окне горел слабый свет, и голоса доносились именно оттуда…

Будто кто подтолкнул Федора. Он перескочил через подоконник к себе в горницу, достал спрятанный в постели нож и заткнул его за набедренную повязку. Потом вернулся на террасу и осмотрелся. В углу двора была прислонена к крыше двухсаженная рейка, размеченная на футы и дюймы, которой он пользовался в эти дни, готовя проводку к бассейну. Он вскарабкался по рейке на плоскую крышу галереи, а оттуда взобрался на крышу дома, повторявшую сводчатые контуры потолков.

Подойдя к башне, Федор призадумался: светящееся окно было не менее как в шести саженях от крыши дома.

А, была не была!..

Хватаясь за выпуклые каменные изображения богов и священных животных, Федор карабкался вверх, с уступа на уступ. В темноте безлунной ночи вряд ли кто разглядел бы его белую рубашку на светлой кладке башни.

Вот и окно. Федор отдышался немного, а потом поднялся чуть выше, чтобы заглянуть сверху. Так было лучше: если кто и выглянет из окна, так, верно, вниз, а не вверх.

Крепко держась за каменное тело какого-то божества, Федор осторожно заглянул в окно.

Круглая комната была освещена масляной лампой. На устланном коврами полу валялись во множестве цветные подушки.

На подушках перед низеньким столиком, заваленным бумагами и пергаментами, сидел величавый старик. Его худое, изрезанное морщинами лицо, обрамленное длинными седыми волосами, было бесстрастно.

Перед стариком, спиной к Федору, стояли Лал Чандр и давешний знатный брахман. Теперь уж Лал Чандр не говорил — кричал тонким, злым голосом. Второй брахман тоже вызверился на старика. А тот знай себе спокойно повторяет одни и те же слова…

Между тем Федор с любопытством оглядел комнату. Столы и полки вдоль стен были уставлены всякой посудой и приборами; в углу стояла небольшая машина молний…

Так вот откуда шла мудрость Лал Чандра, догадался Федор. Выходит, не сам он свои «чудеса» придумал, а держит сего никому не ведомого старца взаперти и заставляет его создавать все тайности для своих дел…

И теперь брахманы, видно, нечто тайное выведывали, да старик не соглашался…

Резким движением он поднялся с подушек, высокий, худющий, глянул с презрением из-под густых седых бровей и заговорил. Говорил он спокойно, но, очевидно, что-то неприятное для Лал Чандра и его знатного гостя.

Когда старик встал, что-то блеснуло за его спиной. Федор присмотрелся: из-под пояса старика тянулась тонкая цепочка, конец которой был прикреплен к кольцу, вделанному в стену.

Жалость и гнев овладели Федором. Ворваться бы сейчас в комнату, кинуться на мучителей… Рука невольно потянулась к поясу, нащупала нож…

«Первым того вельможного аспида нежданно ударю, — подумал он. — А с Чандром один на один слажу, пес его нюхай!.. А дальше что? Из дому не выберешься, тут их челяди полно. Поди, и в башне караулят…»

Вельможный индус тихо сказал что-то Лал Чандру. Тот поклонился и вышел через маленькую дверь в сводчатом проеме.

А старик неожиданно прервал на полуслове свою речь и сел на место. Брахман уставил на него пронзительный взгляд, вытянул вперед руку, негромко произнес несколько слов. Старик послушно взял со столика тростниковое перо, обмакнул в чернила и начал медленно писать на пергаментном листе.

«Одурманил старика, как давеча меня хотел, — подумал Федор. — Эх, поддался, горемычный!.. Угрозой не выведали, канальи, так теперь колдовством берут…»