— Перед этим. Катя, он устроил богам еще одну пакость. Прометей, как и Амирани, научил людей счету и письму, врачеванию и мореходству и всяким ремеслам. Тут как раз новые боги победили титанов и потребовали у людей жертвы. Боги — они такие, себя не забывают! И вот Прометей, заботясь о людях, которым жилось нелегко, подсунул богам худшие части жертвенного животного — надо полагать, кишки и всякую там требуху. Кстати, греки и в дальнейшем всегда так поступали. Так вот: боги сильно осерчали и отняли у людей огонь. Тогда-то Прометей похитил огонь с Олимпа и отдал людям. За это боги приковали его в горах Кавказа, и орел каждый день рвал ему печень, а ночью печень восстанавливалась, а днем — снова орел… пока Геракл не убил орла и не освободил Прометея… Вы не спите, Катя?
— Нет, — ответила она, но голос у нее был сонный. — Расскажите еще…
— Да уж все, в общем. Любопытно, что грузинская легенда с появлением христианства, примерно в пятом веке нашей эры, опять видоизменилась. Амирани стали выставлять нечестивцем, которого лично Христос посадил на цепь. Оно и понятно: народный герой-богоборец был опасен, к лику святых такого не причислишь. — Кирилл умолк и закурил новую сигарету.
— Одно утешение, — сказал Игорь в Катину сторону, — что мы заперты не где-нибудь в захолустье, а в легендарном месте.
Катя не ответила, она ровно дышала — спала, должно быть.
Некоторое время в пещере было тихо.
— Слушай, Кирилл, — заговорил Игорь, понизив голос до шепота. — Давай все-таки внесем ясность в положение. Продукты на исходе, за водой ходить опасно. Рано или поздно, ты сам говоришь, завал рухнет, мы не можем его предотвратить… Кроме того, если бы у нас не было карты, мы бы не знали о существовании этого поселка, верно ведь? И мы преспокойно взорвали бы завал.
Он умолк, ожидая ответа. Но ответа не последовало.
— Ты слышишь, Кирилл?
— Давай дальше.
— Да чего ж дальше? По-моему, я сказал достаточно ясно.
— Договаривай до конца.
— Ну, изволь. В общем… я за немедленный взрыв.
Опять молчание.
— Я договорил до конца. Почему ты молчишь?
— Договорил, верно… Ну, а если оползень после взрыва накроет поселок?
— Ты уверен в этом?
— Нет, не уверен.
— Видишь, не уверен… Посмотри на вещи трезво, Кирилл. Мы бессильны помочь поселку. Оползень вот-вот рухнет сам…
— Давай-ка спать, — прервал его Кирилл.
— Пойми, речь идет о жизни и смерти… Ты ученый, кандидат наук. Мы с Катей занимаемся координацией научных работ огромной важности…
— Иначе говоря, — резко сказал Кирилл, — сотня горняков, не имеющих высшего образования, их не по моде одетые жены и сопливые ребятишки не стоят наших трех высокоинтеллектуальных жизней, это ты хочешь сказать?
— Ну, не так, конечно. Зачем обострять?… Просто я хочу напомнить известную истину, что ценность человека определяется его общественной значимостью.
В пещере стало совсем темно: наверное, луна уплыла за хребет. Чиркнула спичка, осветив на миг лицо Кирилла.
— Общественная значимость, говоришь… Слышу, слышу голос Василия Егорыча.
— Причем тут отец? Оставь его в покое.
— Я бы и рад оставить в покое нашего дорогого родителя, да вот — услышал знакомую интонацию.
— Злопамятный ты тип, — раздраженно сказал Игорь. — Никак не можешь простить отцу ту старую историю. А сам? Чем ты лучше отца? Ты ведь тоже с женой разошелся.
— Разошелся.
— Так какого же дьявола…
— Постой, Игорь. Ты прекрасно знаешь, почему я разошелся…
— Еще бы! Вечно шляешься по экспедициям, к тому же твой миленький неуживчивый характер… Да на ее месте любая бы не выдержала.
— Пусть так, — медленно сказал Кирилл и сделал подряд несколько затяжек. — Пусть так, — повторил он. — Не спорю, характер у меня паршивый… Но у Василия-то Егорыча все было по-другому.
— Детали не имеют значения.
— Имеют!
— Чего ты орешь? — зашипел Игорь и повернулся в сторону Кати.
С минуту они прислушивались к ее ровному дыханию.
— Спит, — прошептал Кирилл. — Умаялась… Ладно, Игорь, кончаем разговор — все равно ни к чему он не приведет, разлаемся только.
— Ханжа — вот кто ты, — угрюмо проговорил Игорь. — Сам грешен, а другим ничего не спускаешь.
— Прекрати, Игорь…
— Узколобый ханжа. По-твоему, человек не имеет права уйти от нелюбимой женщины к другой, которую…
— Да не так же было, не так! — Даже по голосу чувствовалось, что Кирилл мучительно морщится. — Не накручивай, ради бога, на все это любовь… Просто, когда Василий Егорыч в тридцатые годы шибко пошел в гору, необразованная жена стала его стеснять. В сущности, довольно банальная история о том, как один учился, а вторая штопала ему носки, стряпала и укачивала ребеночка, чтобы он не орал над папиным ухой, потому что папе надо было учиться…
— Сам помнишь? — спросил Игорь.
— А потом, когда папа выучился, — продолжал Кирилл, не обращая внимания на иронию, — он огляделся орлиным взглядом по сторонам…
— Тебе и пяти лет тогда не было, так что ты можешь судить только по пристрастным рассказам матери. А отец мне говорил, что у нее был жуткий, необузданный характер…
— Ну да, я же в нее пошел, — усмехнулся Кирилл.