Абрахам Меррит (1884–1943) — американский писатель, которого уже при жизни именовали отцом-основателем американской фантастики. Более того, американские читатели 1930-х считали его вообще одним из лучших писателей, работающих на ниве массовой литературы! Творец кошмаров, отец американского фэнтези и самый влиятельный автор научной фантастики тридцатых годов — не три разных человека, а лишь один, Абрахам Меррит. Он был профессиональным журналистом и посвятил этой профессии всю жизнь, пройдя путь от газетного репортёра в «Inquirer» (Беверли, штат Нью-Джерси) до главного редактора еженедельника «American Weekly».Творческое наследие автора не слишком велико, тем не менее при жизни Мерритт был настолько популярен, что его именем был назван журнал, издававшийся в конце 40-х годов, — «Abraham Merritt's Fantasy Magazine». Произведения Мерритта, написанные обычно в жанре фантастики о затерянных цивилизациях или мистического детектива, пользовались огромной популярностью и оказали значительное влияние на многих писателей — в том числе, на Г. Ф. Лавкрафта, Джека Уильямсона, Фрица Лейбера, Л. Спрэга Де Кампа, Рэя Брэдбери и других.По замечанию английского писателя и литературного критика Брайана Стэйблфорда, главное в книгах Мерритта — сила воображения, неиссякаемая фантазия, уводящая читателя к «крайним пределам небывальщины, куда не отваживался заглядывать даже Эдгар Берроуз».Содержание:Доктор Лоуэлл (цикл)Доктор Гудвин (цикл)Лик в бездне (цикл)Семь шагов к Сатане (роман)Обитатели миража (роман)Рассказы (сборник)
Боевая фантастика18+Абрахам МЕРРИТ
Избранные произведения
в одном томе
ДОКТОР ЛОУЭЛЛ
Книга I. Гори, ведьма, гори!
Предисловие
Я — врач, специалист по нервным и мозговым болезням, занимаюсь вопросами болезненной патологии и в этой области считаюсь знатоком. Я связан с двумя лучшими госпиталями Нью-Йорка и получил ряд наград в своей стране и за границей. Я пишу о том, что действительно произошло. Пишу, рискуя быть узнанным, не из честолюбия, не потому, что хочу показать, что компетентные наблюдатели могут дать о тех событиях вполне научное суждение.
Лоуэлл не мое имя. Это псевдоним, так же как и все остальные имена в этой книге. Причины вы поймете позже. Я мог изложить эту историю в форме доклада в одном из медицинских обществ, но я слишком хорошо знаю, с какой подозрительностью, с каким презрением встретили бы мои коллеги эту историю, настолько противоположны общепринятым мнениям многие причины и следствия из фактов и наблюдений, которыми я обладаю.
Но теперь, ортодоксальный медик, я спрашиваю самого себя, нет ли причин иных, чем те, которые мы воспринимаем? Сил и энергий, которые мы отрицаем только потому, что наша узкая современная наука не в силах объяснить их? Энергий, реальность которых проявляется в фольклоре, в древних традициях всех народов. Энергий, которые мы, чтобы оправдать наше невежество, относим к мифам и суевериям.
Мудрость — наука неизмеримо древняя, рожденная до истории, но никогда не умиравшая, никогда целиком не исчезавшая. Секретная Мудрость, хранимая ее беззаветными служителями, переносившими ее из столетия в столетие. Темное пламя запрещенного знания, горевшее в Египте еще до постройки пирамид, прячущееся под песками Гоби, известное сынам Эда (которого Аллах, как говорят арабы, превратил в камень за колдовство за десять тысяч лет до того, как Авраам появился на улицах Ура в Халдее), известное Китаю и тибетским ламам, шаманам азиатских степей и воинам южных морей. Темное пламя злой мудрости, мерцавшее в тени скандинавских замков, вскормленное руками римских легионеров, усилившееся неизвестно почему в средневековой Европе и все еще горящее, все еще живое, все еще сильное.
Довольно предисловий. Я начинаю с того момента, когда темная мудрость, если это была она, впервые бросила на меня свою тень…
Глава 1
Я услышал, как часы пробили час ночи, когда я стал подниматься по ступеням госпиталя. Обычно в это время я уже спал, но в этот вечер мой ассистент Брейл позвонил мне и сообщил о неожиданном развитии болезни одного из наших пациентов. Я остановился на минуту, чтобы полюбоваться яркими ноябрьскими звездами. И в этот момент к воротам госпиталя подъехал автомобиль. Пока я раздумывал, кто бы это мог быть так поздно, из автомобиля вышел человек, потом другой. Оба нагнулись, как бы вытаскивая что-то. Затем они выпрямились, и я увидел между ними третьего. Голова его свисала на грудь, тело бессильно обвисло. Из машины вышел четвертый. Этого я узнал. Это был Джулиан Рикори, личность, известная в преступном мире, продукт закона о запрещении спиртных напитков. Если бы я и не видел его раньше, я все равно узнал бы его — газеты давно познакомили меня с его лицом и фигурой. Худой и высокий, с серебристо — белыми волосами, всегда прекрасно одетый, с ленивыми движениями, он больше напоминал джентльмена из респектабельного общества, чем человека, ведущего темные дела, в которых его обвиняли.
Я стоял в тени незамеченный. Теперь я вышел на свет. Пара, несущая человека, тотчас остановилась. Они опустили свободные руки в карманы пальто. В этих движениях была угроза.
— Я доктор Лоуэлл, — сказал я. — Заходите. Но они не отвечали и не двигались. Рикори вышел вперед, вгляделся, затем кивнул остальным. Напряжение ослабело.