Избранные произведения в одном томе

— Мне очень жаль, Ганс, — сказала она, — но эти звуки… они проникают внутрь меня, будоражат мою кровь… — Она вдруг задрожала; крупные бисерины, вплетенные в ее длинные белокурые волосы, отозвались громким стаккато. — Нет, это в самом деле невыносимо!

— Сейчас я выключу запись, — сказал я.

Но Аркадия уже была у дверей.

— Прощай, Ганс, прощай! — помахала она мне рукой. — Скоро увидимся.

Аркадия исчезла за дверью. А я вновь погрузился в свое одиночество.

В студии гремел неумолчный шум прибоя — стонущего, ревущего, остервенело грызущего несуществующие берега.

Один из кулагинских роботов встретил меня у порога и принял мою шляпу. Сам Кулагин сидел за рабочим столом в углу своей насквозь провонявшей цветами студии, просматривал бегущие по экрану дисплея биржевые котировки ценных бумаг и диктовал в микрофон, закрепленный на наручном браслете, какие-то приказы. Когда робот объявил о моем приходе, Кулагин отсоединил от браслета разъем идущего от консоли кабеля, встал из-за стола и дружески потряс мою руку.

— Добро пожаловать, друг, — радушно сказал он, — добро пожаловать!

— Надеюсь, не очень помешал?

— Что ты! Совсем нет. Играешь на бирже?

— Слегка, — сказал я. — Ничего серьезного. Может быть, позже… Когда ко мне начнут поступать отчисления с Ейте Дзайбацу.

— Тогда позволь мне чуть-чуть расширить твой кругозор заранее, — сказал Кулагин. — Каждый истинный постгуманист просто обязан иметь самый широкий круг интересов. Пододвинь стул и садись, если ты не против.

Я послушно примостился рядом с Кулагиным, который немедленно уселся на прежнее место и снова подключился к консоли. Он был стопроцентным механистом, но содержал свое тело и свою студию в строжайшей чистоте. Мне он нравился.

— Забавно, насколько быстро все финансовые учреждения начинают заниматься совсем не тем, для чего они предназначались первоначально, — сказал он, не оборачиваясь. — Вот, например, биржа. Она в каком-то смысле совершила пригожинский скачок. На фасаде обозначено: «Биржа — инструмент, способствующий коммерции». А на деле за этим красивым фасадом вовсю идет грязная игра. Тайные соглашения. Продажа конфиденциальной информации. И так далее. Мы, цикады, выросли на слухах и сплетнях, ими питаемся, не можем без них жить; а потому биржа — точное отображение того самого духа времени, которым мы все пропитаны насквозь.

— Да, — отозвался я. — Конечно. Безнравственность, вычурность, манерность, самодовольство. И ничего путного в основе.

Кулагин приподнял свои выщипанные брови.

— Да, мой юный друг, — насмешливо согласился он, — совершенно верно. Точно так же, как нет ничего путного в основе Великого Космоса. Каждый следующий уровень сложности свободно парит над предыдущим, поддерживаемый одними лишь абстракциями. Даже так называемые законы природы — не более чем наша жалкая попытка распространить свое видение за пригожинский событийный горизонт… Ну а если ты предпочитаешь более примитивные метафоры — пожалуйста. Биржу можно смело сравнить с океаном информации, по которому разбросано несколько маленьких островков. Эти островки — акции с надежным, устойчивым курсом — последняя надежда на спасение для усталого пловца. А теперь посмотри сюда.

Он легко пробежался пальцами по клавиатуре; вспыхнула трехмерная картинка.

— Сейчас перед тобой — голографический срез биржевой активности за последние сорок восемь часов, — сказал Кулагин. — Похоже на океанские валы, не правда ли? А вот здесь — самое настоящее цунами, гигантский объем заключенных сделок. — Он ткнул в экран световым пером, вживленным в кончик его указательного пальца; заштрихованная область мигнула, изменив свой цвет с зеленого на красный. — Это произошло, как только просочились первые слухи о лестероиде.

— О чем, о чем?

— О ледяном астероиде. Кто-то купил эту ледяную гору у Совета Колец и теперь выводит ее из гравитационной ловушки колец Сатурна. Кто-то очень умный, поскольку гора пройдет очень близко, всего в нескольких тысячах километров от Царицына Кластера. Достаточно близко, чтобы ее можно было наблюдать невооруженным глазом.

— Ты хочешь сказать, что кому-то действительно удалось это сделать? — спросил я, не веря своим ушам, раздираемый самыми противоречивыми чувствами.

— Слухи дошли до меня через третьи, пятые, а может, и десятые руки. Но все параметры в точности совпадают с теми, которые были рассчитаны инженерами из Полиуглеродной лиги. Совпадает масса льда, совпадают размеры — более трех километров в поперечнике; совпадает конечная цель — равнина Эллада к югу от марсианского экватора. Скорость — шестьдесят пять километров в секунду; само столкновение ожидается четырнадцатого апреля, в 20:14:53 по мировому времени. А по местному, я имею в виду марсианское, лестероид упадет на рассвете.

— До этого еще столько времени, — нетерпеливо сказал я. — Ждать и ждать.

— Послушай, Ганс, — ухмыльнулся Кулагин, — не суетись. Такую махину голыми руками с места не сдвинешь. Но это — лишь первая ласточка. Потом их будет еще не одна дюжина. А то, что происходит сейчас, — не более чем чисто символический жест.