Избранные произведения в одном томе

Она вдруг запела своим волшебным голосом начало вагнеровского наброска к «Тристану и Изольде»: «Скажи, какие чудные мечты…» Эрнст тихонько подошел к роялю и подыграл ей. Продолжая петь вполголоса, Ланна последовала за ним и поставила ноты на пюпитр. При этом ее рукав коснулся лба Эрнста. Сладкий озноб пронзил все его существо и дрожащим напевом остался в крови. Бесконечной тоской отзывались и сердце полнозвучные септ- и нонаккорды на фоне печальной мелодии томления: «Мечты, мечты… Те, что в добрый час…» И еще раз: «Мечты…» И, затихая: «Мечты…» — эхом откликнулся рояль.

Эрнст оторвал руки от клавиатуры, они бессильно повисли вдоль тела. Ланна Райнер стояла перед ним и смотрела на Эрнста загадочным взглядом.

— Только мечты и значат в жизни, а действительность сера и безрадостна…

— Нет, мечта — это мечта…

— А жизнь — это Эрнст Винтер, — произнес голос из сумерек.

— А чудо — это Ланна Райнер…

Пламенеющий закатный луч золотой короной лег на лоб Эрнста.

— Верите ли вы в чудо, Эрнст Винтер?

— Да, Ланна Райнер.

Ее красивые яркие губы дрожали, когда она едва слышно спросила:

— Не хотите ли научить меня этому?

— Но ведь я просто в него верю, — почти машинально ответил Эрнст, глядя куда-то вдаль.

— Разве вера никогда не обманывает, Эрнст Винтер?

— Никогда, Ланна Райнер.

Сумерки сплетали из их голосов серебряную ленту над розовыми мечтами.

— Я жажду чуда, Эрнст Винтер, — мечтательно сказала красивая женщина у рояля.

— А у меня… чудо… уже есть, — едва слышно, запинаясь прошептал Эрнст и без сил опустился перед Ланной на пол.

Она долгим взглядом посмотрела на Эрнста и легко коснулась его лба своей узкой рукой.

— Это все сумерки… — выдохнула Ланна и медленно направилась к одному из кресел.

Эрнст поднялся, посмотрел на нее отсутствующим взглядом невероятно расширенных глаз. Она сидела в последнем закатном золоте, сквозь которое уже проглядывали сиреневые краски вечера.

Эрнст сдался. Он подошел к Ланне и спрятал голову в подоле ее платья.

Она погладила его по волосам.

Эрнст взглянул на нее. Его лицо было мертвенно-бледным, а глаза от волнения совсем потемнели.

— Малыш, — тихо сказала она и поцеловала его в глаза _ Мои милые вопрошающие глаза… И страстные губы… Малыш мой…

Ночью Эрнст спал крепко и без снов. На следующее утро все казалось ему уже каким-то безумным сновидением, посетившим его до первых петухов. И настроение было странное — полугрустное, полублаженное. Эрнст принялся за работу, чтобы отогнать ненужные мысли. Ланна Райнер казалась ему такой далекой, такой чужой. Он уже почти и не помнил о ней. Он думал об Элизабет и чувствовал, что она близка ему и что он очень ее любит. К вечеру вчерашнее событие виделось ему уже по-другому. Сердце Эрнста исполнилось тревожным ожиданием. Он то и дело вынимал из портмоне билет в ложу, подаренный Ланной, дабы удостовериться в реальности произошедшего.

Он старательно привел себя в порядок и медленно двинулся по направлению к театру. На афишном столбе Эрнст увидел свежую афишу Оперы. Он остановился и прочитал: «Мадам Баттерфлай — Ланна Райнер». Многие останавливались и тоже читали, а какой-то господин сказал:

— Райнер поет партию Баттерфлай, значит, нам надо поторопиться с билетами, не то их не будет.

— А что, она и впрямь хорошая певица? — спросил его спутник, когда оба уже удалялись.

— Замечательная! — успел услышать Эрнст. И на его губах заиграла горделивая улыбка. Ланна Райнер… Вчера вечером она его поцеловала. Он останавливался у каждого афишного столба, читал: «Мадам Баттерфлай — Ланна Райнер» — и был счастлив.

Когда он вошел в ложу, звонки уже прозвучали. Томная музыка Пуччини сразу очаровала его, и чары исчезли, лишь когда на сцене появилась мадам Баттерфлай.

Горячая волна радости захлестнула Эрнста. При каждом звуке, каждой ноте он думал: «Моя Ланна — поет для меня!» А вот и она его заметила… Легкий кивок…

У Эрнста голова закружилась от счастья. Когда с балконов и галерки грянул гром аплодисментов, от гордого сознания власти над певицей его кровь забурлила, словно крепкое шипучее вино.

С презрительной улыбкой Эрнст смотрел на цветы и венки, завалившие авансцену. «Эх вы, неумехи, — думал он, — старайтесь не старайтесь, все равно я — ее Малыш!»

Теперь Эрнст каждый вечер ходил в Оперу. Ланна ввела его в различные компании и салоны высшего света, и Винтера стали часто приглашать.

Так шло время — если не с Ланной и не за работой, то в хождении по гостям.

Как-то холодным осенним вечером Эрнст провожал Ланну из театра. В тот раз давали «Богему», и он был еще под впечатлением этой оперы. Эрнст помог Ланне сесть в машину, и они поехали — тесно прижавшись друг к другу и не говоря ни слова. В тот вечер Ланна была очень нежна. Когда машина остановилась перед ее домом, она тихонько промолвила:

— Пойдем со мной.

Эрнст поднялся вместе с ней по лестнице.

— Я отпустила горничную на сегодняшнюю ночь, — прошептала Ланна, отпирая дверь, — ее матушка заболела.