Избранные произведения в одном томе

— Тоже стоит денег, — сказал Артур и выпил второй стакан пива. — Может быть, нам удастся найти какую-нибудь сумасшедшую богатую бабу, которая ее удочерит. Конечно, за приличное вознаграждение. Другого выхода не вижу.

Потом он прервал свои размышления:

— Есть у тебя при себе наличные?

Роза услужливо достала сумочку, залитую кофе:

— Только пять марок, Артур, ведь я не знала, что ты придешь, но дома есть больше.

Жестом паши Артур небрежно опустил серебро в жилетный карман.

— Ничего и не заработаешь, если будешь тут продавливать диван задницей, — пробурчал он недовольно.

— Сейчас пойду, Артур. Но теперь какая же работа? Время ужина.

— Мелкий скот тоже дает навоз, — заявил Артур.

— Иду, иду.

— Что ж… — Артур прикоснулся к котелку. — Часов в двенадцать загляну снова.

Развинченной походкой он направился к выходу. Роза блаженно смотрела ему вслед. Он вышел, не закрыв за собою дверь.

— Вот верблюд! — выругался Алоис.

Роза с гордостью посмотрела на нас:

— Разве он не великолепен? Его ничем не проймешь. И где это он проторчал столько времени? — Разве ты не заметила по цвету лица? — сказала Валли. — В надежном местечке. Тоже мне! Герой!

— Ты не знаешь его…

— Я его достаточно знаю, — сказала Валли.

— Тебе этого не понять. — Роза встала. — Настоящий мужчина, вот он кто! Не какая-нибудь слезливая размазня. Ну, я пошла. Привет, детки!

Помолодевшая и окрыленная, она вышла, покачивая бедрами. Снова появился кто-то, кому она сможет отдавать свои деньги, чтобы он их пропивал, а потом еще и бил ее в придачу. Роза была счастлива.

* * *

Через полчаса ушли и остальные. Только Лилли не трогалась с места. Ее лицо было по-прежнему каменным.

Я еще побренчал немного на пианино, затем съел бутерброд и тоже ушел. Было невозможно оставаться долго наедине с Лилли.

Я брел по мокрым темным улицам. У кладбища выстроился отряд Армии спасения. В сопровождении тромбонов и труб они пели о небесном Иерусалиме. Я остановился. Вдруг я почувствовал, что мне не выдержать одному, без Пат. Уставившись на бледные могильные плиты, я говорил себе, что год назад я был гораздо более одинок, что тогда я еще не был знаком с Пат, что теперь она есть у меня, пусть не рядом… Но все это не помогало, — я вдруг совсем расстроился и не знал, что делать. Наконец я решил заглянуть домой, — узнать, нет ли от нее письма. Это было совершенно бессмысленно: письма еще не было, да и не могло быть, но все-таки я поднялся к себе.

Уходя, я столкнулся с Орловым. Под его распахнутым пальто был виден смокинг. Он шел в отель, где служил наемным танцором. Я спросил Орлова, не слыхал ли он что-нибудь о фрау Хассе.

— Нет, — сказал он. — Здесь она не была. И в полиции не показывалась. Да так оно и лучше. Пусть не приходит больше…

Мы пошли вместе по улице. На углу стоял грузовик с углем. Подняв капот, шофер копался в моторе. Потом он сел в кабину. Когда мы поравнялись с машиной, он запустил мотор и дал сильный газ на холостых оборотах. Орлов вздрогнул. Я посмотрел на него. Он побледнел как снег.

— Вы больны? — спросил я.

Он улыбнулся побелевшими губами и покачал головой:

— Нет, но я иногда пугаюсь, если неожиданно слышу такой шум. Когда в России расстреливали моего отца, на улице тоже запустили мотор грузовика, чтобы выстрелы не были так слышны. Но мы их все равно слышали. — Он опять улыбнулся, точно извиняясь. — С моей матерью меньше церемонились. Ее расстреляли рано утром в подвале. Брату и мне удалось ночью бежать. У нас еще были бриллианты. Но брат замерз по дороге.

— За что расстреляли ваших родителей? — спросил я.

— Отец был до войны командиром казачьего полка, принимавшего участие в подавлении восстания. Он знал, что все так и будет, и считал это, как говорится, в порядке вещей. Мать придерживалась другого мнения.

— А вы?

Он устало и неопределенно махнул рукой:

— С тех пор столько произошло…

— Да, — сказал я, — в этом все дело. Больше, чем может переварить человеческий мозг.

Мы подошли к гостинице, в которой он работал. К подъезду подкатил бьюик. Из него вышла дама и, заметив Орлова, с радостным возгласом устремилась к нему. Это была довольно полная, элегантная блондинка лет сорока. По ее слегка расплывшемуся, бездумному лицу было видно, что она никогда не знала ни забот, ни горя.

— Извините, — сказал Орлов, бросив на меня быстрый выразительный взгляд, — дела…

Он поклонился блондинке и поцеловал ей руку.

* * *

В баре были Валентин, Кестер, Ленц и Фердинанд Грау. Я подсел к ним и заказал себе полбутылки рома. Я все еще чувствовал себя отвратительно.

На диване в углу сидел Фердинанд, широкий, массивный, с изнуренным лицом и ясными голубыми глазами. Он уже успел выпить всего понемногу.

— Ну, мой маленький Робби, — сказал он и хлопнул меня по плечу, — что с тобой творится? — Ничего, Фердинанд, — ответил я, — в том-то и вся беда.

— Ничего? — Он внимательно посмотрел на меня, потом снова спросил: — Ничего? Ты хочешь сказать, ничто! Но ничто — это уже много! Ничто — это зеркало, в котором отражается мир.

— Браво! — крикнул Ленц. — Необычайно оригинально, Фердинанд!