Избранные произведения в одном томе

Элидюк женился на Гиллиадун. Свадьбу праздновали весьма пышно и торжественно, и они долго еще прожили вместе в совершенном любовном согласии. Они обильно жертвовали и совершили множество добрых дел, так много, что в конце концов и сами обрели настоящую веру. После долгих бесед с женою и размышлений, Элидюк построил по другую сторону замка церковь, и передал ей все свое богатство и большую часть земель. Слугам своим и иным верующим наказал он служить ордену и смотреть за порядком в его строениях. Когда все было готово, он не стал больше медлить: сам он и все слуги его предаются всемогущему Богу. Гиллиадун же, которую он столь любил, Элидюк отослал к первой своей жене. Гильдельюк приняла ее как родную сестру и оказала ей великие почести, и стала учить ее служению Господу и жизни в ордене. Обе молились за спасение души Элидюка, и он в свой черед молился за них. Он посылал гонцов, дабы узнавать, как они там живут и как утешают друг дружку. Все трое старались по-своему любить Господа и веровать в Него истинной верой, и в конце концов, по милости Господней, в Коем пребывает вся истина, каждый из них скончался в спокойствии и мире.

Сказание это сложили некогда благородные кельты, дабы сохранилась память о дивном приключении, выпавшем на долю этих троих. Да не забудутся они никогда!

Бедный Коко

Byth dorn re ver dhr'n tavas re hyr,

Mes den hep tavas a-gollas y dyr.

Некоторые мелодраматические ситуации, разработанные в детективных романах и триллерах, настолько заезжены кино и телевидением, что, подозреваю, возник новый и абсурдный закон обратной вероятности — чем чаще подобные ситуации наблюдаются на экране, тем меньше шансов, что зритель столкнется с чем-либо подобным в реальной жизни. По иронии судьбы я доказывал это в беседе с бойким юным гением, сотрудником Би-би-си, всего лишь за месяц с чем-то перед крайне тяжелым испытанием, которое составляет тему нижеследующего рассказа. Юный гений без малейшей искры юмора был шокирован моим сардоничным заявлением, что чем ужаснее сообщение в новостях, тем утешительнее оно для слушающего, поскольку раз нечто произошло где-то еще, значит, оно не произошло здесь, не происходит здесь и По-этому никогда здесь не произойдет. Незачем говорить, что мне пришлось пойти на попятный и признать, что современный Панглосс во всех нас, считающий трагедии привилегией других людей, — насквозь гнусный и асоциальный мерзавец.

Тем не менее, когда я проснулся в ночь моего испытания, я лежал, скованный не столько страхом, сколько невозможностью поверить, что это происходит на самом деле. Я заверил себя, что видел сон, что звон и треск существовали только в моей ночной бессознательности, а не во внешней реальности. Оперевшись на локоть, я оглядел темную комнату, затем прислушался, напрягая слух. И все еще рассудок заверял меня, что то, чего я страшился, могло бы в тысячу раз вероятнее случиться в Лондоне, а не здесь, где я нахожусь на самом деле. Я даже собрался откинуться на подушки и приписать мою, в сущности, детскую реакцию этой первой ночи в относительно малознакомом доме, где я был совсем один. Я никогда не принадлежал к любителям безмолвия, касается ли это людей или мест, и мне не хватало привычных всенощных уличных звуков за стенами моей лондонской квартиры.

И тут снизу донеслось легкое позвякивание или побрякивание, будто что-то металлическое задело край чего-то стеклянного или фарфорового. Просто скрип, постукивание не совсем закрытой двери могли иметь другое объяснение. Но только не этот звук. И моя смутная тревога очень быстро перешла в крайний испуг.

Один мой друг как-то заявил, что есть ряд моментов, которые нам всем необходимо пережить, если мы хотим изведать жизнь сполна. Например, твердая уверенность, что ты вот-вот неминуемо утонешь. Или быть застигнутым в кровати (разговор происходил на не слишком официальном званом обеде) с чьей-то чужой женой. В-третьих, увидеть привидение и убить, кого-то — в-четвертых. Помнится, я, хотя и сам добавил парочку не менее абсурдных примеров про себя немножечко огорчился, что мне ни разу ничего подобного испытать не довелось. В моей жизни возникали свои проблемы, но убийство никогда не казалось практичным способом их разрешения — или всего лишь на секунду, в связи с одним-двумя непростительно предвзятыми отзывами на мои книги. Мое сквернейшее зрение помешало мне активно участвовать во Второй мировой войне. Я побывал в постели с чужой женой — во время упомянутой воины, — но муж на протяжении всей нашей кратенькой связи оставался на безопасном расстоянии в Северной Африке. Плавать я толком не умел, что надежно исключало возможность утонуть, а привидения с непонятным равнодушием к собственным интересам словно бы упорно не желают являться скептикам вроде меня. И вот наконец-то, после шестидесяти шести лет безопасного существования, я переживал еще один из этих «жизненно важных» моментов: узнать, что ты не один в доме, где, по-твоему, ты был один.