Избранные произведения в трех томах. Том 2

— Конечно! Давайте, Алексей Ильич, свой задачник. Садитесь, посмотрим. — Зина раскрыла учебник. — Вот эта, которая подчеркнута?

— Она.

— Имеется шар, в него вписана четырехгранная усеченная пирамида… Ой–ой, трудновато и мне!

Зина сидела возле Алексея, над ухом у нее дышала Тоня. Зине было тепло, хорошо среди этих почти родных ей людей. Не будет она подавать никакого заявления Ивану Степановичу, и чемодан пусть стоит на месте в передней. Никуда она с Лады не побежит.

Все сообща, втроем, они распутывали тригонометрические головоломки.

— А вы неплохо знаете предмет, — сказала Зина, когда Алексей напомнил ей забытую формулу. — Чувствуется, вы с кем–то занимались…

— Он с Игорем Червенковым занимается, — вместо Алексея ответила Тоня. — Но Игорь за десятилетку хорошо знает математику, а наш Алеша уже дальше пошел. Игорь ему теперь не учитель. Ты знаешь, какой Алеша!

— Вижу — какой! — Зина смеялась. — В институт будете поступать?

— Еще чего! Никуда я поступать не буду. Не хватало мне в двадцать три года с ребятишками за партой сидеть!

Часа три позанимались, отложили книги и карандаши в сторону. Зина поставила чай. Тоня толкала Алексея кулачком в бок и что–то шептала ему на ухо. Алексей отнекивался. Тогда Тоня рассердилась:

— Давай деньги! Сама схожу.

— Куда схожу? Какие деньги? — Зина встревожилась. — У меня все есть. Никуда ходить не надо. Что вы, что вы!

— Раз ты его, злюку, учила, пусть он нас тортом угощает, — ответила Тоня. — Не идет, такой упрямый! Ему всегда все стыдно. Я не знаю, как он мне духи покупал в подарок. Наверно, спиной к прилавку подходил, чтобы никто не видел, что Алексей Ильич Журбин ерундой интересуется. Да, Алеша? Спиной?

Зина хотела удержать Тоню, но Тоня вырвалась и все–таки убежала за тортом.

Остались вдвоем.

— Алексей Ильич, — спросила Зина, — а вы помните, как мы встретились с вами в первый раз?

— У ворот? Или на стапелях?

— На стапелях.

— Обманул я вас тогда, с молотком–то?

— А я вас обманула с профессией.

— Часто обманываете?

— Очень редко.

— Это хорошо, Зинаида Павловна. Среди вас есть непонятный народ: на словах одно, а на деле другое.

Зина поняла, кого и что Алексей имеет в виду.

— Не оскорбляйте всех, — сказала она. — Я, например, на такой обман не способна.

— Кто знает.

— Я знаю, я, Алексей Ильич!

— А интересно, как можно все о себе знать вперед? Вдруг увидишь, что ошибся, — что же? Продолжать ошибку или исправить?

— Не надо ошибаться.

— Не встречал таких, которые никогда не ошибаются.

Они, пожалуй, рассорились бы, если бы не подоспела Тоня с тортом.

За чаем говорили о детстве, о рыбной ловле, об электросварке, о том, что Тоня осенью уедет в Ленинград и поступит на биологический факультет университета, о Зининой мечте работать на стапелях.

Тоня и Алексей ушли поздно.

Зина оставила на столе немытые чашки. Легла. После подъема, вызванного приходом брата и сестры Виктора, она снова почувствовала упадок сил. Вот они ушли, им хорошо, весело, они родные, они поддержат друг друга в трудную минуту. А кто поддержит ее, Зину Иванову?

В черные окна ломился весенний ветер, упругий, тугой, громыхал по крышам. Со звоном падали на тротуар подтаявшие сосульки. Капало, хлюпало — убаюкивало. Тянуло в сон и тянуло в неведомые дали.

Молодые, мы бродили такой тревожной порой по платформам железнодорожных станций в своих городках, вдыхали запах вагонной смазки, смотрели на сверкающие под солнцем рельсы. Нам представлялось, как они бегут и бегут через поля, через леса, через горы и реки — куда–то, где необыкновенно хорошо. Захватывало дыхание от проносившихся гулких поездов. Манили обшитые деревом, лакированные спальные вагоны, а еще сильнее — платформы с таинственными угловатыми ящиками, испещренными черными надписями, с ворохами тусклого угля и кипами досок. Взобраться бы на эти доски — они непременно теплые, пахучие, — лечь и мчаться — куда привезет поезд.

Зине казалось, что и ее мчит куда–то неведомый поезд. Куда он ее привезет?

2

Василий Матвеевич пришел на Якорную. Все видели, что пришел он по делу, но по какому — не говорит, ввязывается в любой разговор, будто вся цель его прихода — убить время.

— Беда с тобой, Вася! — сказал ему Илья Матвеевич. — Прижимистый мужик. Ты, гляди–гляди, всех нас в кулак зажмешь со своим клубом. Народ поговаривает — клубу такое внимание стало, что вроде он и не клуб, а главный цех завода.

— Правильно. По затратам он не дешевле корпусной мастерской обошелся. Правильно — цех!

— Начальник, значит, клубного цеха?

— А что ты думаешь! К тому же — главного цеха! В тех цехах с металлом, с деревом имеют дело. В моем — с человеком.