И все-таки могут сказать: что удалось одной партии при боевом кличе – «освобождение черных рабов», должно – даже при самых неблагоприятных обстоятельствах – удастся теперь той партии, которая своим лозунгом выставила гораздо более могучее и всеохватывающее требование: «освобождение белых рабов от власти капитализма», «освобождение пролетариата». Если бы, действительно, оказалось возможным объединить вокруг этой программы широкие слои рабочего населения, пробудить, следовательно, их классовое самосознание, то их победного шествия – думается мне – не задержать ни сложной машине выборов, ни давно установившейся монополии больших партий.
Итак, чтобы исчерпывающим образом изложить причины, задерживавшие до сих пор рост социализма в Соединенных Штатах, нужно направить исследование в более глубокие области. Придется поискать более скрытые причины. И я думаю, при сколько-нибудь внимательном отношении к делу их нетрудно найти. Они находятся в значительной своей части – и с этой точки зрения и должны быть здесь изложены – опять-та-ки в области политических отношений. Но нужно познакомиться не только с внешним обликом политических отношений американского Союза, но также и с их внутренним содержанием. То же самое нужно сказать и про партийные отношения. Верно то, что большие партии обладают «избирательной монополией» («electoral monopoly»), потому что они «большие», потому что овладели искусной «машиной». Но сохранению этой монополии содействует также и их характер. Они еще и сейчас являются партиями преобладающей части пролетариата в силу тех (внешних) оснований, на которые я указал, – верно и это. Но, несмотря на все эти основания, они не были бы тем, что они есть, если бы они по самой своей природе не делали для рабочего, – и даже для сознательного рабочего, – вполне возможным вступление в них. Почему это так, я сейчас постараюсь объяснить.
V. Внутренняя сущность господствующих партий
Для обычного культурного европейца американские партии представляют собой прямую загадку. Уже сами названия! Я живо помню то время, когда я впервые начал интересоваться политикой: как трудно было мне решить, какой из двух больших партий должен я отдать предпочтение! Кроме их названий, не знал я о них ничего больше. А последние нравились мне и у той, и у другой, так что выбор был чрезвычайно затруднителен. В то время как в каждой другой стране я все же находил хотя бы одну партию, носящую имя «крайней левой», или «радикальной», «прогрессивной», или даже «свободомыслящей народной партии», здесь я стоял между двумя названиями американских партий, как Буриданов осел между двумя связками сена; «демократическая» звучала для меня так же заманчиво, как «республиканская»; при всем желании я не мог догадаться, которая из партий «радикальнее» (ведь, заранее я уже решил, что мои симпатии принадлежат наиболее радикальной). Я находил, что и «демократы» могли быть «левее» «республиканцев», и наоборот: «республиканцы» – «демократов».
Это мучительное чувство мальчика было вполне естественно. И для зрелого решения должно было казаться загадочным противопоставление этих двух имен, а для того, кто хотел бы основательно познакомиться с сущностью обеих партий, их официальные названия были бы мукой.
Ведь, действительно, эти обозначения партий не только не выражают их противоположности, но даже не указывают на их различие. Они совершенно бессмысленны. Приходится, следовательно, оставить названия в стороне и обратиться к программам, в которых должны же быть, если и не исключающие друг друга различия, то все же какая-нибудь разница в точках зрения. Но даже и это предположение не оправдывается. В программах обеих американских партий нет и следа какого бы то ни было основного различия во взглядах на важнейшие вопросы политики.
Обыкновенно их различают по их отношению к государству и отдельным штатам: республиканцев называют централистами, а демократов – партикуляристами. Но и это различие теперь скорее лишь историческое и теоретическое, чем действительно влияющее на практическую политику. Ведь уже много лет, как противоположности между интересами государства и отдельных штатов едва проявлялись. А если бы и возник действительный конфликт, то еще большой вопрос, как поступила бы каждая партия; их положение определилось бы, вероятно, тем, в каком случае можно бы было надеяться на большее усиление позиции. Определить разницу между демократами и республиканцами, как разницу между партикуляризмом и централизмом, значит сказать о внутренней сущности этих партий еще меньше, чем, если бы мы захотели при помощи этого же признака разъяснить различие между консерваторами и национал-либерала-ми в Германии. Это было когда-то. Но это было давно!
А во всех других решающих вопросах политики разница между республиканцами и демократами еще ничтожнее.