Избранные рассказы

Женщины похожи на кукол. А мужчины… мужчины — тоже. Вот стоит господин с волосами до плеч, со сросшимися, как у каджарских[40] красавиц, бровями.

Богемного типа дама подходит к господину и целует его.

— Привет, — говорит она.

— Привет. Ты сегодня неотразима! — отвечает он. — Что сейчас снимаешь?

Она начинает что-то рассказывать, но из всей ее речи я понимаю только два слова: фильм и халим[41].

Потом господин принимается расхваливать какую-то заграничную пьесу, а дама от искусства восторженно всплескивает руками и без конца восклицает:

— Восхитительно! Колоссально! Неповторимо!

И вот уже, отчаянно жестикулируя, господин рассказывает какой-то забавный случай. Дама хохочет:

— Восхитительно! Колоссально! Неповторимо! — и хлопает его по плечу.

Она маленькая, щупленькая, с большим ртом. Нельзя сказать, что уродлива, но вовсе не красавица. Держится очень самоуверенно.

Даму сопровождают два молодых человека. Один, длинноволосый, скорее всего, брат ее собеседника. У него равнодушное, безучастное лицо. Вероятно, он не раз все это видел и слышал. Заметив, что я разглядываю их, он искоса смотрит на меня.

Другой молодой человек полуобнял даму и время от времени поглаживает ее по спине.

Моя визави, смазливая особа с роскошными волосами, бросает завистливые взгляды в сторону дамы от искусства.

— Неудача Висконти в фильме «Леопард» заключается в том, — заявляет молодой человек, оглаживая свою соседку, — что Ланкастер говорит по-английски, Ален Делон — по-французски, а Клаудиа — по-итальянски. Когда я в Лондоне смотрел «Леопарда»…

Подходит еще один молодой мужчина, он пожимает даме руку, потом целует ее. Они непринужденно болтают. Дама то и дело громко хохочет. А ее сосед по-прежнему не снимает руки с ее талии.

Иностранцы толпятся в центре зала. В стороне стоят две девицы. У одной вид унылый: узкое, длинное лицо, острый нос, маленькие, глубоко посаженные глаза, на голове — косынка.

В зал входит новая группа приглашенных.

— Боже мой! — увидев их, восклицает унылая. — Снова надо здороваться.

Все направляются в зрительный зал: женщины — демонстрируя макси-, миди- и мини-юбки, мужчины — макси-, миди- и мини-бороды.

«Черт побери! — думаю я. — Да не все ли равно, какой длины борода!»

Унылая девица с подругой садится прямо передо мной. Видно, ей не нравится запах моих сигарет (я курю дешевые, «Зар»), и, достав пачку дорогих, «Ошну», она закуривает. Ее подруга тоже начинает прикуривать, но зажигалка не работает.

— Пожалуйста! — протягиваю я ей свою.

Унылая девица, обращаясь к подруге, вдруг говорит:

— Ой, у меня сигарета погасла, а в твоей зажигалке, видно, кончился газ, — и выжидательно смотрит на меня.

— Пожалуйста! — повторяю я, предлагая и ей зажигалку.

Кто-то впереди, покинув свое место, проходит от нечего делать по сцене, раздаются аплодисменты.

Все смеются, свистят.

— Как остроумно! — говорит унылая девица. — Он, наверное, заключил пари!

— Восхитительно! Колоссально! Неповторимо! — слышу я за спиной знакомый женский голос.

Гаснет свет. Скрипят стулья. Кто-то поднял руку — и на экране появляется «зайчик». Все опять смеются и свистят.

— Восхитительно! Колоссально! Неповторимо! — снова слышится сзади.

«Ну и дикари!» — думаю я.

Машина по борьбе с неграмотностью

И вот наступил 2006 год. Борьба с неграмотностью достигла неслыханного размаха. Правительство не жалело ни сил, ни средств. На нужды просвещения уходил весь без остатка военный и хозяйственный бюджет. Полиция сменила дубинки на здоровенные карандаши, штыки служили для заточки каламов[42]. Никаких мер принуждения: телесные наказания, тюрьмы, расстрелы — все это было давным-давно позабыто. Неграмотных отказывались обслуживать в магазинах, фотографы их не фотографировали, а нотариальные конторы не заверяли им документы (хотя, чтобы попасть в классы по ликвидации неграмотности, требовались четыре фотокарточки и копия удостоверения личности в двух экземплярах). В очереди на автобус или такси люди коротали время, почитывая книжечки, выпущенные «Центром по изданию литературы для неграмотных». Эти популярные брошюры можно было увидеть в любой парикмахерской, у всех чистильщиков сапог и в приемной у каждого врача. Служащие государственных учреждений с энтузиазмом отчисляли на священное дело борьбы с неграмотностью не однодневное, а месячное жалованье, несмотря на то что потом от голода еле волочили ноги. Люди свободных профессий все свое состояние переводили государству на особый банковский счет Б-7-7 (Борьба с неграмотностью по седьмому семилетнему плану).

В конкурсе на самое актуальное стихотворение лучшим был признан бейт Саади:

Оставь в своем нутре один хоть уголок,
Чтоб мог туда пройти луч истины живой[43]

.