Избранные рассказы. Хронологически

В тот же вечер посреди дороги мне пришлось менять ещё одно колесо. Три за один день! Поневоле задумаешься: за что это мне такая напасть?

А когда задаешь себе этот вопрос - за что? - твоя пытливость немедленно удовлетворяется. Ответ возникает сам по себе, причем всегда безальтернативный (собственно, это тоже чудо). Вот - за то тебе, а вот - за это. Знает кошка, чьё мясо съела, но человек почему-то не всегда догадлив, приходится его носом тыкать. Намёк меньше, чем в три проколотых колеса, он даже не воспринимает.

Вот какими плетьми приходится отбившуюся овцу в стадо загонять.

В четверг я уже стояла в соборе на вечерней службе. И в пятницу, и в субботу, и в воскресенье...

Другой раз боишься на исповедь идти: жалко огорчать ни в чём не повинного человека своими погаными грехами, каждый из которых есть по сути убийство или предательство (которое в конечном счёте тоже убийство). Ведь и сама эта исповедь - ещё один грех убийства: обрушиваешь на живого человека своё преступление, вынуждаешь его делить с тобой эту тяжесть и отнимаешь у него последние капли веры, надежды и любви.

Но деваться некуда: бывает, что последняя инстанция, куда ты можешь обратиться за помощью - господь Бог, но обращаться к Нему из твоей бездны - всё равно что писать “на деревню дедушке”: настолько забились всякой дрянью, заизвестковались те каналы связи, по которым душа твоя могла бы сообщаться с Ним - никакие мольбы не дойдут, увязнут и угаснут.

Очистись сперва, исповедайся, Святых Даров причастись.

Промысел Божий и в том, что как только ты осознаешь свою нужду, тут же последует тебе и помощь. Случайно (конечно же, не случайно) я узнаю от коллеги, что наш товарищ, писатель Ярослав Шипов, несколько лет назад рукоположенный в священники и уехавший служить в глубинку, теперь вернулся в Москву. Это было как раз то, что нужно. Свой своему поневоле друг. Своего и обременить не задумаешься.

Пошла я к нему в храм со своей бедой.

А в каждом храме своя, как теперь говорят, аура. Приходят люди, пребывают там в благоговении, оставляют после себя толику этого состояния, собирается общий дух, со временем храм уже сам знает, кто ему впору, кто нет. Собор Знаменского монастыря на Варв арке - белёные кирпичные своды... Я как вошла туда - будто на родину вернулась, обволокло благоуханным покоем. Меня не только отец Ярослав - меня этот храм принял, как свою (и это тоже не случайно).

Чудо - это и есть, когда случайно происходит то, на что ты и рассчитывать не мог.

Беда же моя состояла вот в чём.

Муж мой попал в тюрьму, в следственный изолятор.

Есть такой способ в нынешней России: можно “заказать” убийство человека, а можно его арест. Пока он сидит под следствием, его бизнес разграбляется. Потом человека выпускают, дело закрывают, не доводя даже до суда - за недоказанностью, за давностью, а то и “за отсутствием состава преступления”, как это было бесстыдно объявлено на всю страну в случае с Гусинским. В большинстве же случаев, когда персона не такая заметная, как Гусинский, сажают и выпускают молчком, когда “заказ” исполнен. Исполнители “заказа”, младшие офицеры следственного департамента, ещё слишком молоды, чтобы знать: за всё придётся расплачиваться.

Это мы, побитые молью, уже знаем: за всё. Я к священнику Ярославу Шипову для того и пришла: повиниться, за что МНЕ выпал арест мужа.

По телевизору Алексей Герман рассказывал, что в 50-е годы, когда люди начали возвращаться из лагерей, один друг их семьи, англичанин Пат раздобыл адрес того следователя, который когда-то выбил ему зубы, и отправился по этому адресу отдать долг. В коридор коммуналки к нему выкатился на тележке человеческий обрубок без ног, по пах, и злорадно осклабился: “А, Пат! Ты пришел выбить мне зубы - ну, давай!”

Молодые офицеры из следственного департамента, выполнявшие “заказ” на моего мужа, считают, что у каждого свой бизнес: чеченцы торгуют людьми, силовые структуры - свободой. Эти ребята пока не знают, насколько справедливо устроен мир: ещё никому ничего не сошло с рук. И нам, разумеется. И мне.

Человеку всё во благо, что ему ниспосылается. И всё ему поделом. И тюрьма, и мука.

Но смириться с мукой близкого невозможно.

Знающие люди мне сразу сказали, что продержат там его не меньше полутора лет: именно такой срок разрешается держать подследственного под стражей. Но я не могла в это поверить и бегала, как таракан по сковородке, по всем инстанциям, по всем полезным и бесполезным знакомым, по всем высоко- и низкопоставленным друзьям. Поскольку официальная причина ареста была притянута за уши, мы терялись в догадках об истинной подоплёке: коммерческий “заказ” неведомых конкурентов? политический заказ в преддверии думских выборов, чтобы выбить компромат на кого-то нежелательного во власти? Но вот прошли думские выборы, а срок его содержания под стражей всё продлевали - два месяца, еще один, ещё три... Вот прошли уже и президентские выборы. Я поняла, что потом продлят сразу на шесть. “Наши следователи кого взяли, того и мочат, - сказал мне один правозащитник.- Был бы человек, а причину найдут”.