Избранные рассказы. Хронологически

Это не оставляло мне никаких надежд. Пока один умный человек не посоветовал:

“Да не бегай ты ни в Думу, ни к министрам, иди в церковь. Сама не заметишь, как вся расстановка сил изменится”.

Насчёт расстановки сил я сразу поверила. Как бывший технарь, я свято чту законы сохранения. Все эти месяцы я не давала распылиться ни крупице священной энергии сердца, все радости были исключены, все силы сосредоточенно собирались и отправлялись - словно электронная почта в Интернете, с безошибочным адресом - туда, к нему в темницу.

Любой обет - это пожертвование своей энергии в пользу чего-то или кого-то. Каждому из нас достаётся часть общего “пирога”ии, и можно потратить её на себя, а можно на другого, даже в его отсутствие, простым отказом от своей доли в его пользу. Всё, что у меня было, я передавала ему - единственным возможным способом: усилием сердца.

И не только я. Ему были верны и преданы в эти тяжкие полгода все по-настоящему близкие люди. Как будто понимали: верность - некая материальная субстанция, которая поддерживает на расстоянии и даёт ему силы. Все чувствовали это инстинктивно.

Как я уже сказала, человеку всё во благо, что с ним происходит. Или, другими словами, за опыт сколько ни плати, не переплатишь.

Уразумела я в эти скорбные месяцы одну важную истину, которую до этого воспринимала лишь поверхностно, и это постижение - тоже чудо. Есть у нашей церкви требование ли, предписание ли - молиться за наших врагов. Оно всегда казалось мне прекраснодушным идеализмом, недостижимым в реальной практике.

Простить врага - довольно просто, этому способствуют душевная лень и забывчивость. Мстить-то потруднее будет, ведь борьба требует усилий. Более высокая ступень - не только простить, но благодарить обидчика за то, что он для нас сделал: ведь мы стали сильнее, преодолевая тот барьер, который он выставил перед нами, мы стали закалённее - да за науку, в конце концов.

Но вот молиться за наших врагов - это было моему уму непостижимо.

Теперь я понимаю весь естественнонаучный смысл этого требования. Вразумила жизнь: оказалось, это не благое пожелание, а - физическая необходимость! Математическая неизбежность! Господи, дай сил и здоровья, благополучия и разума рабу Твоему (имярек) и рабу Твоему (имярек) и всем их близким!..

(Впрочем, разума почему не пожелать и врагу?)

В какой-то момент я поняла, что исчерпаны все мои возможности повлиять со стороны на участь моего мужа и что решение его судьбы - в руках следователя. Захочет он его отпустить - найдёт для этого достаточно оснований. Захочет оставить - убедит прокурора продлить срок содержания под стражей. И ни одно живое существо не сможет ему помешать.

И тогда я стала молиться, молить ту силу, что выше человеков, чтобы дала здоровья и благополучия властителю нашей судьбы и всем его близким. Чтобы какая-нибудь болячка или, не приведи Господь, какое-нибудь дурное известие о родных не исказили бы расположение его духа и не помешали бы ему принять разумное решение.

Когда мужа освободили, я знала, откуда пришла помощь. Сама рассылала просьбы и мольбы во все концы, сама обивала многие пороги, ходила и ездила к разным людям, результат мог последовать откуда угодно. Но я знаю точно, откуда пришло спасение. Как знаешь всегда, ЗА ЧТО наказание, так же ясно было, от Кого награда.

Так же отчётливо, как я, знал об источнике помощи отец Ярослав. Ну, ему и по вере его полагается больше, чем нам, неверным.

А потом последовало ещё одно чудо. “Да бросьте вы, раскудахтались: чудо, чудо!.. - скептически заявил арестант, придя в себя и проведя собственное расследование. - Всё убого, как дважды два: они просто поняли, что денег у меня нет, взять с меня нечего и держать меня бессмысленно.”

И всё встало на свои места и покатилось по своей колее, как и положено в бренном мире.

2000

ЗАКОН АРХИМЕДА

Мой мудрый друг Андрей говорит:

- В нашем возрасте, дорогая, - (великодушно объединяя нас в одну возрастную группу, хотя я лет на десять мудрее), - в нашем возрасте перемены даже к лучшему переносятся тяжело.

Мы старые друзья. Такие старые, что успели и повраждовать, но на последний день его рождения я, подумав, отправила ему телеграмму: «Дорогой Андрей, после двенадцати лет дружбы и вражды я вынуждена признать, что пуд соли, съеденный вместе, был сладок».

Мы работаем в одной фирме, но в разных городах, и видимся нечасто. Но он меня и по телефону чувствует. И без телефона.

-У тебя что-то случилось? Неприятности? Ты как-то напряжена.

Это он по делу позвонил.

Мне и вправду было дурно: не то чтобы тошнота, а – отторжение, неприятие действительности.

-Андрей, да мне просто некогда, меня тут человек ждёт…

-Перезвони, когда будет возможность!

А человек ждал меня – я его в аэропорт провожала.

Наконец-то. Еле смогла дотерпеть, когда улетит – и я останусь сама по себе. Ведь в нашем возрасте перемены даже к лучшему…

Даже любящий взгляд – когда он неотрывный – роднит нас с инфузорией под микроскопом.

А тут ещё и норов! Только вошёл в комнату: «А вот эти сухие розы немедленно выбросить! Терпеть не могу сухие цветы!»