Избранные речи

(237) Может быть, в защиту Эсхина будут говорить братья его – Филохар и Афобет. Им обоим вы можете сделать много справедливых возражений. Но необходимо, граждане афинские, объясниться откровенно, ничего не скрывая. Из вас, Афобет и Филохар, один занимался тем, что расписывал подставки для алебастров¹⁹⁷ и бубны, двое других¹⁹⁸ были подписарями и людьми заурядными (это, конечно, само по себе отнюдь не является пороком, но и не дает права быть стратегами), – и все-таки мы удостоили вас звания послов, стратегов – словом, величайших почестей. (238) Если никто из вас не сделал ничего худого, за это нам не приходится вовсе благодарить вас; но вам по справедливости следовало бы благодарить нас, так как мы действительно многих из вас возвысили, обойдя некоторых, более достойных почета. Если же и в самых этих почестях, оказанных вам, один из вас совершил преступления и притом столь тяжкие, тогда насколько же больше заслуживаете вы ненависти, чем помилования! Я лично думаю, что гораздо больше. Может быть, они со своим громким голосом и своей бессовестностью попробуют принудить вас и присовокупят еще на придачу пословицу: «простительно помогать брату». (239) Но вы не поддавайтесь на это, а помните, что если им естественно заботиться о нем, то вам надо думать о законах и о всем положении государства и прежде всего о присяге, которую сами вы принесли, садясь на эти места. И в самом деле, если они кое-кого упросили, чтобы спасти Эсхина, то вы смотри́те, на каком основании они просили, – потому ли, что он казался им невиновным перед государством, или они просили, хотя и сознавали его виновность. Если они просили об оправдании, убежденные в его невиновности, тогда и я за то, чтобы его оправдать; если же – вообще оправдать при каких бы то ни было условиях, тогда, значит, они требовали от вас клятвопреступничества. Ведь хотя голос подается тайно, он не укроется от богов, но это как раз лучше всех предусмотрел законодатель, издавая этот закон, – именно, что из этих людей, конечно, никто не будет знать, кто́ из вас допустил к нему снисходительность, но боги и божественная сила будут знать, кто́ голосовал не по справедливости. (240) От них вернее каждому из тех судей получить добрые надежды для детей и для самого себя, раз он подаст справедливый и подобающий голос, чем в расчете на невидимую и тайную благодарность от этих людей оправдать этого человека, который уже сам свидетельствовал против самого себя¹⁹⁹. Да, действительно, Эсхин, кого же мне лучше всего взять в свидетели того, что ты много раз и преступным образом исполнял обязанности посла, как не тебя самого против тебя же? Ведь раз именно ты задумал навлечь такое ужасное несчастье на человека²⁰⁰, который захотел раскрыть кое-что из твоих действий в качестве посла, это значит, что ты ожидал каких-то тяжелых последствий для себя, если бы судьи узнали правду о твоих делах.

(241) Так рот, если вы здраво посмотрите на дело, этот его образ действия обратится против него самого не потому только, что является в высшей степени важной уликой относительно его посольской деятельности, но еще и потому, что речи, которые он высказал тогда, выступая с обвинением, теперь обращаются против него. Да, те именно положения, которые ты определил как требования справедливости, когда судил Тимарха, должны, конечно, иметь силу и для всех остальных против тебя. (242) Именно, Эсхин тогда говорил, обращаясь к судьям: «А защищать его будет Демосфен, и он станет обвинять мои действия в качестве посла; потом, если ему удастся своей речью отвести в сторону ваше внимание, он будет похваляться и, разгуливая всюду, говорить: каково я отвлек внимание судей от самого предмета и ушел, утаив от них существо дела!»²⁰¹ Не увертывайся же и ты; веди защиту по существу того, о чем идет твой процесс. А тогда, когда ты обвинял Тимарха, тебе позволялось обвинять и говорить все, что ты хотел.

(243) Нет, ты тогда за неимением человека, которого ты мог бы представить в качестве свидетеля для поддержания своих обвинений, читал даже и перед судьями эпические стихи:

Не пропадает молва никакая, которую люди
Многие распространят: значит, бог она тоже какой-то²⁰²

.

Вот и про тебя, Эсхин, все они²⁰³ говорят, что ты нажил деньги от посольства; значит, и про тебя, конечно, «не пропадает молва никакая, которую люди многие распространят». (244) Действительно, насколько больше людей обвиняет тебя, чем его, посмотри и убедись сам. Тимарха и соседи не все знали, а что касается вас, послов, то ни среди греков, ни среди варваров нет никого, кто бы не говорил, что вы нажились от посольства. Поэтому если справедлива молва, то она идет против вас как голос народа, а что она должна быть верной, что «значит, бог она тоже какой-то» и что мудрым был поэт, написавший эти слова, это все объяснил ты сам. (245) Далее, Эсхин, подобрав ряд ямбических стихов, заканчивал их так: