Избранные романы. Книги 1-5

Он знал, что пока команда его сына впереди, они ведут с преимуществом в один выигранный мяч. И от души надеялся, что Майкл, как центровой филдер, не подведет свою команду ни при каких обстоятельствах. Но тут он вернулся мыслями к темной стороне всех перипетий на игровых площадках, какие только могут поджидать мужчину. Федрову вспомнился свой позорный промах на стадионе лагеря Кейнога и слова Брайанта: «И завтра ты тоже не играешь. Ты человек, приносящий неудачу, Федров».

1946 год

С тех пор Федров лишь однажды видел Брайанта. Произошло это после войны, в полупустом вагоне метро, направлявшемся к центру. Брайант сидел один, на нем было темное пальто с бархатным воротником, на голове — совершенно дурацкий старомодный котелок. Ну точь-в-точь почтеннейший член городской управы или вице-президент маленького американского банка, которого привечал и и принимали совсем не те люди во время короткого визита в Лондон. При этом следовало отметить, что выглядел Брайант удивительно молодо, похоже, находился в неплохой форме. Некоторое время Федров колебался, решая, подойти к нему или нет. Но потом устыдился своих сомнений, встал и подошел к сидящему напротив Брайанту со словами:

— Привет, Дейв.

Брайант поднял на него глаза и, судя по всему, не узнал. Глаза у него были скучные, покрасневшие. Федров уловил запах перегара.

— Привет, — сказал Брайант после паузы.

— Я Бенджамин Федров, — сказал Федров. — Из лагеря. Помнишь?

— О да, конечно, ясное дело, помню, Бен! — Брайант встал и протянул ему руку. «Второе рукопожатие в нашей жизни», — мысленно отметил Бенджамин. — Конечно, помню! — повторил Брайант. — Добрый старина Трис Спикер. — И он улыбнулся во весь рот, довольный, что память не подвела.

Ехать Федрову было далеко, и они разговорились, вспоминая 1927 год и старые добрые времена.

— А тот парень Кон, — сказал Брайант. Прозвучало это как намек, что уж Кона-то он узнал бы непременно и сразу, хоть через пятьдесят лет. — Исключительный был человек, — торжественно и многозначительно произнес он. — Исключительный во всех отношениях. Жаль, что с ним такое случилось.

— А что с ним случилось? — спросил Федров.

— Как, ты разве не знаешь? — В голосе Брайанта звучало неподдельное изумление. Выходило, что любой, знавший Кона, просто обязан был знать о последних подвигах этого героя.

— Нет, — ответил Федров. — С того самого лета ни разу о нем не слышал.

— Поразительно… — пробормотал Брайант. — Я думал, все знают. Он погиб во время войны. В сороковом.

— В сороковом? — удивился Федров. — Но мы же вступили в войну только в сорок первом.

— Так он служил в ВВС Великобритании. Летал на собственном самолете. Я думал, ты знаешь, — сказал Брайант.

— Нет, не знал.

— Вот так-то. Я и сам много раз с ним летал. На уик-энды, на разные там каникулы. По всей стране. На озеро Джордж.[205] К его дяде в Ки-Уэст… Господи, ну и славные то были времена! А как только началась война, он отправился в Канаду и там записался в ВВС Великобритании. Ну ты же знал Кона, он просто не мог оставаться в стороне. И погиб. Прямо над Лондоном.

Какое-то время они молчали, вспоминая Кона. То, что рассказал Брайант, теперь казалось Федрову предопределенным. Да, именно так должна была сложиться судьба Кона. С его-то характером, черты которого, очевидно, лишь усугубились с возрастом, он наверняка считал войну еще одним спортивным событием, в котором мог отличиться без особых усилий. Еще одной песенкой «Прощай, Банни!», очередными каникулами в новом, неизвестном городе…

— Ну и умен же был парень! — воскликнул Брайант. — Помнишь песню, которую он сочинил? Ну, об этих… как их… Сакко и Ванцетти? — И Брайант замурлыкал мелодию, вспоминая слова. — А уж какой весельчак был, просто на редкость! Да, разносторонний был парень. Иначе не скажешь, разносторонний. Слушай, как она там начиналась? Не помнишь?

— Нет, — ответил Федров. Он уже жалел, что подошел к Брайану. Ему не хотелось больше слышать о Коне. — Я во время войны тоже был в Англии, — сказал он. Просто для того, чтобы сменить тему.

— Правда? — равнодушно откликнулся Брайант.

— А ты? — спросил Федров. — Где был ты?

— В Вашингтоне, — мрачно ответил Брайант тем тоном, каким сильные и неразговорчивые мужчины привыкли говорить о жертвах, принесенных ими на алтарь отечества, и опасностях, которые подстерегали их на этом пути.

Федров едва сдержал улыбку. «Ах, Брайант, Брайант, — подумал он. — Ты неисправим, ты от рождения призван быть на третьих ролях».

— Извини, — сказал он, — мне выходить. — И торопливо выскочил из вагона, притворяясь, будто боится, что двери захлопнутся прямо у него перед носом. И все это — с одной лишь целью избежать третьего рукопожатия…