стоит больше говорить об этом. Есть, цравда, один чело¬ век... Ну да ладно! Мы должны теперь же решить, как бу¬ дем жить дальше. Оставаться здесь — то есть это значит оставаться здесь одним — мы не можем, и, чего доброго, нам уж никогда более не представится случай вернуться сюда обратно. Кроме того, пришла пора, Хетти, разузнать все, что только возможно о наших родственниках и семье. Мало вероятия, чтобы у нас совсем не было родственни¬ ков, и они, очевидно, будут рады увидеть нас. Старый сун¬ дук теперь—-наша собственность, мы имеем право за¬ глянуть в него и узнать все, что там хранится. Мать была так не похожа на Томаса Хаттера, и теперь, когда извест¬ но, что мы не его дети, я горю желанием узнать, кто был наш отец. Я уверена, что в сундуке есть бумаги, а в них подробно говорится о наших родителях и о других родст¬ венниках. Хорошо, Джудит, ты лучше меня разбираешься в таких вещах, потому что ты гораздо умнее, чем обычно бывают девушки, — мать всегда говорила это, — а я всего- навсего полоумная. Теперь, когда отец с матерью умерли, мне нет дела ни до каких родственников, кроме тебя, и не думаю, чтобы мне удалось полюбить людей, которых я ни¬ когда не видела. Если ты не хочешь выйти замуж за Непо¬ седу, то, право, не знаю, какого другого мужа ты могла бы себе яайти, а потому боюсь, что нам, в конце концов, при¬ дется покинуть озеро. — Что ты думаешь о Зверобое, Хетти? — спросила Джудит, опуская голову по примеру своей простенькой се¬ стры и стараясь таким образом скрыть свое смущение. — Хотелось бы тебе, чтобы он стал твоим братом? — О Зверобое? — повторила Хетти, глядя на сестру с непритворным удивлением.— Но, Джудит, Зверобой со¬ всем не красив и не годится для такой девушки, как ты. — Но он не безобразен, Хетти, а красота для мужчин не много значит. — Ты так думаешь, Джудит? По-моему, все же на всякую красоту приятно полюбоваться. Мне кажется, ес¬ ли бы я была мужчиной, то заботилась бы о своей красо¬ те гораздо больше, чем теперь. Красивый мужчина выгля¬ дит гораздо цриятнее, чем красивая женщина. — Бедное дитя, ты сама не знаешь, что говоришь. Для нас красота кое-что значит, но для мужчины это 348
пустяки. Разумеется, мужчина должен быть высоким, — но найдется немало людей, таких же высоких, как Непоседа; и проворным —я знаю людей, которые гораздо проворнее его; и сильным — что же, не вся сила, какая только есть на свете, досталась ему; и смелым — я уверена, что могу назвать здесь юношу, который гораздо смелее его. — Это странно, Джудит! До сих пор я думала, что на всей земле нет человека сильней, красивей, проворней и смелей, чем Гарри Напоседа. Я, по крайней мере, увере¬ на, что никогда не встречала никого, кто бы мог с ним сравниться. — Ладно, ладно, Хетти, не будем больше говорить об этом! Мне неприятно слушать, когда ты рассуждаешь та¬ ким образом. Это не подобает твоей невинности, правдиво¬ сти и сердечной искренности. Пусть Гарри Марч уходит отсюда. Он решил покинуть нас сегодня ночью, и я ни¬ сколько не жалею об этом. Жаль только, что он зря про¬ был здесь так долго. — Ах, Джудит, этого я и боялась! Я так надеялась, что он будет моим братом! — Не стоит теперь думать об этом. Поговорим лучше о нашей бедной матери и о Томасе Хаттере. — В таком случае, говори поласковее, сестра, потому что — кто знает! — может быть, их души видят и слышат нас. Если отец не был нашим отцом, все же он был очень добр к нам, давал нам пищу и кров. Они похоронены в во¬ де, а потому мы не можем поставить на их могилах над¬ гробные памятники и поведать людям обо всем этом. — Теперь их это мало интересует. Утешительно ду¬ мать, Хетти, что, если мать даже совершила в юности ка¬ кой-нибудь тяжелый проступок, она потом искренне рас¬ каивалась в нем; грехи ее прощены. — Ах, Джудит, детям не пристало говорить о гре¬ хах родителей! Поговорим лучше о наших собственных грехах. — О твоих грехах, Хетти? Если существовало когда- нибудь на земле безгрешное создание, так это ты. Хотела бы я име^гь возможность сказать то же самое о себе! Но мы еще посмотрим. Никто не знает, какие перемены в женском сердце может вызвать любовь к доброму мужу. Мне кажется, дитя, что я теперь люблю наряды гораздо меньше, чем-прежде. 349