— Он в тот день как раз возвращался после... Но не все ли равно, на каком канале вздыхает ночью молодой дворянин? Мы случайно оказались рядом, когда анконец совершил свой «подвиг»: пока мы с Джорджио кляли на чем свет стоит неуклюжего иностранца, мой хозяин — а он вообще-то не очень любит гондолы и совсем не разби¬ рается в них — прыгнул в воду, чтобы спасти молодую синьору от участи ее дяди. — Дьявол! Ты до сих пор и слова не сказал про мо¬ лодую синьору или смерть ее дяди! — Твои мысли были заняты тунисцем, ты и пропустил это мимо ушей. Я, должно быть, рассказал тебе, как чуть не погибла прекрасная синьорина и как капитан брига отягчил свою совесть еще и гибелью римского маркиза. — Бог ты мой! Неужели этот христианин должен был умереть собачьей смертью из-за беззаботности гон¬ дольера! — Может, все это и к счастью для анконца, потому что говорят, будто маркиз этот обладал достаточной вла¬ стью, чтобы заставить даже сенатора пройти по Мосту Вздохов, если бы ему захотелось. — Черт бы побрал всех беззаботных лодочников! А что сталось с этим плутом? — Я же говорю тебе, он уплыл за Лидо в тот самый час, а иначе... — А Пьетрило? — Его вытащил своим веслом Джорджио, так как мы оба принялись спасать подушки и другие ценности. — А ты ничем уже не мог помочь бедному римляни¬ ну? Из-за его смерти несчастье будет теперь преследовать бриг анконца. — Так и будет, пока бриг не врежется в какую-ни¬ будь скалу, которая окажется тверже сердца его капи¬ тана. А что касается иностранца, то мы могли только помолиться святому Теодору, потому что он так и не по¬ казался на поверхности после столкновения и сразу же пошел ко дну... Ну, а что привело тебя в Венецию, мой милый? Ведь неудача с апельсинами в твою последнюю поездку, кажется, заставила тебя отказаться от этих мест? Калабриец оттянул пальцем кожу на щеке, отчего его черный лукавый глаз глянул насмешливо, и все его кра¬ сивое лицо заискрилось грубоватым юмором. 13
— Скажи-ка мне, Джино, ведь твоему хозяину тре¬ буется иногда гондола между закатом и восходом солнца? — Да, с некоторого времени он спит по ночам не больше совы. А с той поры, как снег растаял на Монте Фелйче, и я ложусь не раньше, чем взойдет солнце над Л идо. — А когда твой хозяин скроется в стенах дворца, ты спешишь на мост Риальто к ювелирам и мясникам рас¬ сказывать, как он проводил ночь? — Если бы так, то эта ночь стала бы моей последней на службе у герцога святой Агаты. Гондольер и духов¬ ник — два самых близких советчика дворянина, дорогой Стефано, с той небольшой разницей, что последний узнает только то, что грешник пожелает открыть, а первый иногда знает и больше. Я бы мог найти себе более спо¬ койное, если не сказать более честное, занятие, чем бегать и разбалтывать секреты своего господина. — Вот и я, Джино, тоже не так глуп, чтобы позволить каждому маклеру заглядывать в мой фрахтовый договор. — Э-э, нет, дружище, есть все-таки разница между нашими занятиями. Владельца фелукки, конечно, нельзя сравнивать с гондольером, пользующимся самым большим доверием неаполитанского герцога, который имеет право быть допущенным в Совет Трехсот. — Та же разница, что между бурным морем и спокой¬ ным заливом. Ты бороздишь своим ленивым веслом воды канала, в то время как я в мистраль 1 лечу по проливу Пьомбйио, мчусь вперед в любой шквал и пролетаю, едва касаясь вод, Адриатическое море во время сирокко, кото¬ рый так горяч, что можно варить на нем макароны, а море при нем кипит сильнее, чем водовороты у Сциллы... — Тс-с!.. — нетерпеливо прервал его гондольер; с юмором истинного итальянца он предавался удовольствию поспорить ради самого спора, не выказывая при этом своих подлинных чувств. — Сюда идет некто, кто может подумать, что без его помощи мы не сможем разрешить наш спор. Калабриец замолчал и, отступив на шаг, с мрачным видом в упор разглядывал человека, который был причи¬ ной этой тревоги. 1 Мистраль — сильный и холодный се-веро-зададный ветер. 14