Рисунок был такой:
Змея обвила розы куст
С раскрытой головой.
Она скрывала как могла
Ей долго удавалось.
Пока случайно у нее,
Там платье не порвалось.
Отец за волосы волок
И бросил за порог.
А мать кричала: «Ведьма ты!
Вот и пришел твой срок!»
Ей было некуда бежать,
Да все равно, поймали.
И чтобы не повадно.
Все, примерно наказали.
Огонь занялся высоко
Нет ведьмы, нет угрозы.
Казалось, плакала змея
И с ней сгорали розы.
***
Прийти к тебе без приглашения,
Зажечь камин, налить вина.
И пусть все длится день осенний
Там за окном – для нас весна.
Мы сядем вместе, взяв бокалы.
И ты прижмешься вновь ко мне.
Порой бывает нужно мало -
Вдвоем остаться в тишине.
Мы выгоним печаль и скуку,
Твоя улыбка, ты со мной.
Будешь держать меня за руку
Чтоб не остаться здесь одной.
Так день пройдет, явится вечер,
И ты поймешь меня без слов.
Наш праздник будет бесконечен
В нем мы с тобою и любовь.
***
Мы в эту реку входим только раз.
Чем дальше берег, тем быстрей течение.
Всего лишь имя остается после нас,
И звездный свет в холодном отражение.
Не-отправленная любовь
Я бессердечным не был никогда.
Особенно за чаем в медсанбате,
Но все-таки, не ждал ни чьи глаза,
Не оставлял последних писем на атаке.
Ну вот увязли на нейтралке мы вчера,
Увязли, как назло, на русском месте.
И в шар земной вгоняют, прям с утра,
И не уйти ни одному, ни вместе.
Не в первый раз. Но вспомнил все грехи.
И сам себя привычно пожалел.
Прости, маманя, я в аршинный долги,
Кроме всего, одной войной перед тобой, влетел.
Прости. Я часто руку поднимал,
И пил, и сонный матерился спозаранку.
Я бы в полный рост сейчас бы точно встал,
За ту проигранную мной нашу тальянку.
Ложатся взрывы ближе, ближе…Письма я,
Как гад самый последний, редко очень.
Маманя, мам, люблю, люблю только тебя
И напишу, как не писал, за всю протоптанную осень.
Я ничего, я до копейки буду отдавать,
Ты не увидишь больше горьких сигарет.
И не с шалавою в знакомую кровать,
Приду я. Только ты спаси увидеть снова свет.
От взрывов мин рвалась и вскачь и плакала земля.
И смерть не ждала, а брала кого хотела.
И весь наш взвод не стоил ни полушки, ни рубля.
Лишь я один ушел живым из-под обстрела.
Я уцелел, я уцелел, я уцелел. До роты то ползком,
То так, а там овраг. И выбрался, как под-заткнулись фрицы.
Мне выпало довоевать и в Пруссию зайти с нашим полком.
Домой трофей аккордеон…
А дома нет, трава и кружат птицы.
Несчастный случай
Если ты прячешь под сердцем всю древнюю злобу,
Она тебя греет и дарит надежду на чужое тепло,
Которое выйдет из тела врага и поднимется к небу.
Молись за удачу и садись же скорее в седло.
Оттачивай стрелы и ядом кропи острия,
Чтоб даже царапина выпила жизнь из него.
Но лучше убей его в спину. Так проще, и ты же не зря,
Готовился и рисковал, ну а ему-то, ему – все равно.
Пусть плачет родня на поминках и клянутся о месте мужчины,
И сын его рано разучится громко звать мать…
Соляру привычно, в холодную глотку любимой машины,
Зальешь по утру и махнешь на работу – пахать.
Враг сегодня не вышел,
Как будто бы не ночевал.
Звонила в контору жена.
Шепот после АКМ-74
Я верю в избиение души,
В продажу слов под взглядом прокурора,
В охрипший след обложенной глуши,
В этот камыш и боль без приговора.
Я верю в грязь последнего ручья,
Рядом двоих, с размаху согнутых в прицеле,
Я верю в обреченного себя,
С рывком на волю в замкнутом пределе.
Я знаю, как сейчас меня убьют,
Мой снайпер щуриться в стеклянный глаз винтовки,
Солдаты втащат в кузов мокрый труп,
Лейтеха сбоку. По газам. Без остановки.
За колеей останется испуганный-испуганный ручей,
Пустые гильзы в глупом шерховистом камыше,
Я буду смирным, будто с первых дней, первых дней,
Привык к лейтехе с сапогами на душе.
Высота
Мы четвертая рота, нас убили во вторник.
Положили в атаке, в непролазной грязи.
В понедельник приказ прокричал нам полковник -
И не плачь, не надейся и больше не жди.
Мы прошли половину. Добили двух гадов.
Тех, кто бросил винтовки и кинулся в тыл.
Нас уже обходили с окровавленных флангов.
Мы могли бы отойти, календарь наш застыл.
Пули яростно всем досчитали секунды.
Мы остались все здесь, как наш день, навсегда.
Нас не встретят у дома, только ждут без надежды,
И из окон глядят и тоска и беда.
Каждый жил как умел и погиб как случилось.
Мы ломали не хлеб, комья стылой земли…
Бой закончился быстро, время намертво остановилось.
Нас списали в потери – мы травой проросли.
И навечно мы с вам, вся четвертая рота.
Наша кровь и наш пот, все осталось, все тут.
Ведь война – это страшная злая работа.
Каждый думал о том, что его не убьют.
Крылья
Сегодня выхода из боя нет. Не будет. Все.
Он перечеркнут сверху накрест трассерами.
Сегодня в сводке не вернуться нам в привыкший полк.
И похоронкой каждого представят, с орденами,
Нашим родным.
Горим. Нас добивают с разворота, злобно, "мессера",
И руки Лешки обгорают за турелью,
А он кричит:" Андрей! Здесь…крымская жара!",
И я в ответ, что очень очень в это верю.
Пока могу.
И злоба стиснула, зажала горло мне, -
Но я живу. Почти-почти что долетели.
Но подожгли, как говорили, как и на войне, -
Перед самим квадратом уцелевшей нашей цели.
Нас завалили.