Избранные стихи

До берега остались сотни океанских миль.

А темном трюме на цепях мерли рабы.

Команда недовольна капитаном.

Злых большинство, они готовят бунт.

Но Длинный Джек раздал вино смутьянам,

А после всем загнал в живот железа фут.

Он не был бунтарем и не пил с ними.

Пока кэп лютовал, он точно вор,

Украл ключи, что кандалы закрыли

И с ними острый плотницкий топор.

Спустился вниз, там мрак и безнадежность,

Нашел замки и цепи снял со всех.

А одному из них, кто первым вышел гордо,

Он дал топор и знаком указал наверх.

Потом была резня. Шли с голыми руками,

Глоток свободы силу ярости дарил.

Нет слаще ничего, чем умереть под облаками.

Вцепившись в глотку из последних сил.

Подкрался незаметно Длинный Джек,

И пистолет быстро приставил к голове.

Он бросил в сторону разряженный мушкет.

Свободен он и так уйдет в борьбе.

Ударил выстрел, вроде показалось,

Что он увидел сразу всех святых.

А капитан уже валился на бок. Будто жалость,

Не нож, заставила его упасть у ног босых.

Стояла шхуна, нет на ней команды.

Только толпа черных людей и он один.

И для начала надо укрепить на мачтах ванты

Никто не раб и он не господин.

На третий день подул зюйд-ост. И сразу,

Напились вдоволь ветра паруса.

Пусть всюду волны, не окинешь глазом.

Но там за горизонтом, есть и берега.

Он долго добирался. В диком месте,

Они сожгли и это пришлое и шхуну.

И шли пешком, через леса, все вместе.

Он навсегда запомнил ту горящую лагуну.

Вот он опять в порту, в таверне пьет и пляшет.

С ним птица на плече, что воду и не пил .

Кому судьба дает сполна, а кому – не успевает.

Бывает все. Из пистолета пулю попугай стащил.

Спит попугай, напившись снова рома,

Хозяин храпом потрясает потолок.

Пускай постель его вонючая солома

И больше не болит израненный висок.

Баллада о горце

Здесь был туман  поверх холмов

Горел огонь в лачуге,

И первый крик его поднял,

Всех петухов  в округе.

Когда родился Джимми,

Когда родился Джимми.

Не знала мать, забыл отец

Каким он был по счету.

Тот только  хмуро  посмотрел

И вышел – на работу.

Смотрите, это Джимми,

Смотрите, это Джимми.

Он рос как все и был как все,

Играли вместе в прятки.

Он заводилой стал едва.

И первым  он бежал  всегда,

И с ним босые пятки.

Да, шустрый  малый Джимми.

Да, шустрый  малый Джимми.

Года текли с водой в реке,

Не спрячешь время в сундуке.

Он  статным парнем стал,

И вот среди красавиц гор

Одну ее искал.

Таким был верным Джимми.

Таким был верным Джимми.

Но тут пришла пора ему

Отдать всю доблесть королю,

За девять славных  пенсов.

И вот идет он на войну,

Во Фландрию, известно.

Ах, бравый воин Джимми.

 Ах, бравый воин Джимми.

И там остался он совсем,

Пронзенный   с арбалета.

Не переступит он порог,

Зимою или летом,

Не выпьет эля и не ждет,

Его красавица всех гор.

Так  песня его спета.

Был горцем добрый Джимми.

Был горцем добрый Джимми.

Баллада о деве

Когда уснет старинный дом,

Погаснут свечи за столом, огонь спадет в камине.

Затихнет шум в долине.

Она украдкой и тайком, по той  тропинке за холмом,

Рванется вслед за ветерком.

Суров отец у Элли.

Она бежит как лань туда

Где отступает темнота, где возле яркого костра танцуют и поют.

Забыта теплая постель,

И в кружках пляшет добрый хмель,

И кличет  летняя пора, так скрипка с флейтой не дают

Уснуть всем до утра.

Жесток отец у Элли.

Их танец весело кружил,

И  он ласкал, и прижимал и нежно талию держал,

И слаще не было тех слов,

Что жарко он  шептал.

Так таяла как воск сама и как склонилась голова,

Лишь знали звезды да трава.

Суров отец у Элли.

На утро на тропе домой,

Ей встретился отец седой и непреклонностью стальной,

Он  нож  в руке сжимал.

Ни тронул ее мольба,

Ни слова ей не говоря и длинным острием средь скал

Он путь к обрыву указал.

Жесток отец у Элли.

Слеза сбежала  со щеки,

Остры те камни у реки, поток бежит в стремнине.

 Она шагнула плача вниз

И горы ей отозвались.

Вода  забрала тело и сердце вмиг у старика

Навек окаменело.

 Суров отец у Элли.

Давно покинут этот дом.

Нет никого за очагом, обрушились уж стены.

Забыты имена, кто жил. Здесь не осталось их могил

И мрак и запустение.

И помню только я один разлет твоих волос и смех,

И краткий час наших утех.

О, Элли, моя Элли.

Баллада о татуировке

Поймали ведьму поутру

Живьем погнали в город.

К обедне люди собрались

Вот это славный повод.

Ее тащили за возом.

Старухи в след плевали,

А малолетки под мостом

Навозом закидали.

Брат-инквизитор добрый был -

Железом жег жаровни.

Семь раз кидали в старый ров

И бил палач знакомый.

Кричал монах воняя ртом:

-Покайся, тьмы отродье!

Ошейник прикрутил болтом

К стальному изголовью.

Молчала ведьма. Знать она,

Не знала ничего.

О порче или колдовстве

Лишь помнила его.

Она жила семьей как все,

И путь ей был един -

Уж должен в храм ввести ее

Солидный господин.

А этот парень был чужой,

Никто не мог понять.

И лишь она смогла ему

Дорогу указать.

И ночью он пришел за ней.

Смеялся и шутил.

Она не разбирала слов,

А он все говорил.

Так продолжалось десять дней,

Пока в последний раз.

Их не пустил к себе еврей,

За золотой диаз.

И было счастье ей быть с ним.

Казалось, навсегда.

Но вот рассвет

И ночь бежит как талая вода.

Он целовал и прижимал,

Кошель совал неловко.

Она взяла два кругляша -

Купить татуировку.

Где его сердце, на плече