Избранные стихи Черниховского

Можно б на этом нажить — да гляди, чтоб малыш не заметил.

Прятались мы он него, как от стражника, честное слово!..

В Пурим [44] гостил у меня мешулох один Палестинский —

Плотный, румяный еврей, с брюшком, с большой бородою.

Сыпался жемчуг из уст у него, когда говорил он.

Дети мои разошлись, уставши за трапезой общей.

Все по углам разбрелись: тот дремлет, сидя на стуле,

Тот на постель повалился, дневным трудом утомленный,

Я же остался при госте, и много чудес рассказал он

О патриарших гробницах, о том, как люди над прахом

Западной плачут стены, и как всенародно справляют

Празднество сына Иохаи... [45]  И слушать его не устанешь.

Велвелэ рядом сидел... глаза у него разгорелись,

Взор, как железо к магниту, стремился к редкому гостю.

Каждое слово ловя, до поздней ночи сидел он

И уходить не хотел.

Когда же на утро уехал

Этот мешулох от нас, наш Велвелэ с ним не простился.

Думали мы: "Неизвестно, кого он еще теперь кормит".

Зная все шутки его, все бредни, мы были спокойны.

Но и обеденный час миновал, — а Велвелэ нету.

Страшно мне стало за сына. Искали, искали — исчез он,

Точно в колодец упал. Спросили соседей: быть может,

Видели мальчика? Нет... Под вечер его на дороге

Встретил знакомый один и привел. От стужи дрожал он.

В эту же ночь запылал малыш, в жару заметался,

Плакал, что больно в боку, — а сам все таял и таял...

Только три дня — и готов.

Уж после все объяснилось.

Мальчик ни больше, ни меньше, как сам идти в Палестину

Вздумал — и стал старика у околицы ждать. Ну, мешулох

С ним пошутил и немного подвез его по дороге.

Что же? с телеги сойдя, заупрямился мальчик и вздумал

Дальше идти хоть пешком — и отправился по снегу, в стужу.

Встретил крестьянин его — и привел.

Конечно, мы знали,

Что простоват мальчуган, но и прежде казалось нам также,

Что не от мира сего он вышел и в нашем семействе

Гостем он был необычным... Но что за душа золотая!

Умер — и нет уж ее, и дом опустел, омрачился.

Пусто сегодня на рынке, и вот я подумал: зайду-ка

Велвелэ-дурня проведать. Небось, по отце стосковался.

Мимо кладбища, где гои лежат, проходил я и видел:

Все оно тонет в цветах, над могилами ивы склонились.

И одурел я совсем, реб Мойше: взял да и бросил

Сыну цветок на могилку [46] : ведь как он любил, как любил их! —

Симха вздохнул и умолк. Сидел и Жареный молча...

"Ну, брат Василий, — в кутузку! — сказал Иохим: — Подымайся.

Писарь, того и гляди, придет. Не след арестанту

Лясы точить на дворе... Да дверь за собою прикрой-ка!"

Тамуза солнце недвижно стояло средь синего неба.

Море огня разлились... Все искрится, блещет, сияет...

1904

Перевод В. Ходасевича

СВАДЬБА ЭЛЬКИ

Идиллия

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Мордехай из Подовки

Под вечер реб Мордехай, зерном торговавший в Подовке,

Сел на крылечке у хаты, обмазанной свежею глиной,

Скромно стоявшей в венках темно-красного перца. На солнце

Перец сушился теперь. Служил он зимним запасом,

Как золотистые тыквы, подобные с виду кувшинам.

Шли по домам пастухи; чабаны овец погоняли

В шуме, в смятении, в гаме и в тучах поднявшейся пыли.

Мыком мычали коровы, телятам своим отвечая:

Тех отделили от маток хозяева, чтоб не ходили

Тоже на свежую пашу; и разноголосо и звонко

Блеяли овцы, ягнята; хозяева шумно скликали

Пестрый свой скот во дворы; с неистовым лаем собаки

Глупую гнали овцу, за быком непослушным бежали,

Ту загоняя к корыту, другого — в теплое стойло.

Так и звенело в ушах, и пылью глаза наполнялись.

Сел Мордехай на ступени, потея и мучась от зноя,

Как и от той суеты, что в доме его воцарилась

С самого первого дня, как просватал он скромницу Эльку —

И зачастили к нему: то портной, то чумазый сапожник;

С этого самого дня в дому его силу забрали

Всякие там белошвейки, портнихи, модистки, кухарки, —

Всякая шушера, словом (так зло Мордехай выражался).

Дочиста отняли мебель: и стол, и скамейки, и стулья.

Нечего и говорить о кровати, где можно бы сладко

После обеда вздремнуть; вся мебель пошла для раскладки

Кофточек, кофт, одеял, рубашек, материй и юбок,

Белых и пестрых накидок, и дорого стоящих платьев,

Капоров с разной отделкой, из кружев, из лент разноцветных,

Также ночных и денных чепцов (поскромней, понарядней),

Фартуков, простынь, чулок и сорочек с прошивками.

                                                                                              Взглянешь —

Там размахнулся рукав, там — другой; подолы да оборки

Заняли хату его, а сам Мордехай превратился

Просто в какой-то придаток к нарядам и тряпкам. Пропало

Все уваженье к нему — никто на него и не смотрит.

Кроме всей этой возни — потому он лишился покоя,

Что обретался в гостях у него человек нестерпимый:

Меир, подрядчик, еврей, назойливый, нудный и скучный,

Всем надоевший давно бесконечным своим разговором.

Меир бубнил... Мордехай сидел неподвижно и слушал.

Так уж ему на роду, должно быть, написано было:

Сесть на крылечке и слушать подрядчика нудные речи.

Меир все мелет и мелет, бубнит. Мордехай притворился,

Будто внимает ему, стараясь поддакивать часто.

В скучные эти минуты чему Мордехай был подобен?

Крепости был он подобен, врагом осажденной. Траншеи,

Насыпи враг понаделал, дозорные выстроил башни,

Бьет из баллист, катапульт и тучами стрелы пускает...