Читаем Избранные стихи Иегуды Амихая полностью

А отец, умирая, отплатил мне ложью за ложь.

«Ухожу в другую жизнь», — сказал он мне.

<p>Любовь к стране</p>

В нашей стране есть провинции памяти

и есть округа надежды.

Их обитатели давно смешались друг с другом.

Так те, кто идёт с похорон,

смешиваются в переулке со свадебными гостями.

Это красивая страна.

Даже враги, что ее окружают,

украшают её: их оружие сверкает,

как драгоценное ожерелье на смуглой шее.

Эта страна — подарок, посылка от предков,

перевязанная верёвкой туго, до боли.

Это маленькая страна.

Она вся во мне уместилась. Если ливень

смывает где-то слой плодородной почвы,

во мне обнажаются детские страхи.

Волны озера Киннерет всегда плещут

о каменистый берег моей памяти.

Я закрываю глаза и становлюсь страной:

холмами, долинами и морем.

Всё, что случилось с ней, я вспоминаю за секунду -

так человек вспоминает всё в момент смерти.

<p>На горе Сион пастух-араб искал козленка</p>

На горе Сион пастух-араб искал козлёнка.

На соседней горе я разыскивал сына.

Оклики арабского пастуха над долиной

встретились с зовом еврейского отца, рождая

двуязычное эхо.

Мы с пастухом боялись, что ребёнок и козлёнок

попадут в круговорот, о котором поётся

в страшной песенке про одного козлёнка.

Поиски беглецов счастливо завершились:

мы нашли их обоих в кустах.

Наши голоса, летавшие над долиной,

вернулись к нам, смеясь и рыдая.

Поиски козлёнка в таких горах

когда-то дали начало новой вере.

<p>Из цикла четверостиший «Прямые углы»</p>

14.

Разлука скрыта в узорах на старом резном сундуке.

Жизнь моя — птичий маршрут на карте судьбы, в уголке.

Моё имя выткано с краю на небе, как на платке.

На лице моём блики других лиц, как лунный свет на реке.

19.

Под горячим дождём, в темноте, несчастье цветёт в саду.

Ты второю придёшь к черте. Я первым приду.

Там, в смерти, мы станем друг другом, чтоб играть у всех на виду -

в высоком окне, на белой луне, в светлом детском году.

22.

Как рубаха Иосифа, полосата судьба моя.

Её скроил мне отец. Из неё уже вырос я.

Швы судьбы разошлись, бахромою стали края.

Предки теснятся во мне, как в Книге Бытия.

<p>Из цикла «Павшим на войне: песни скорби»</p>

День поминовения павших. В этом дне

смешаны все твои потери.

В нём — друзья, что остались на войне,

и та, что жива, но не вернётся к тебе.

История, скуповатая хозяйка,

хранит в одном дне и праздник, и боль, и жертву.

О, мир сей сладок, словно кусочек хлеба,

размоченный в чае с молоком для Бога,

жестокого библейского Бога, лишившегося зубов.

Зачем плакать, зачем звать на помощь?

За всем этим таится великое счастье.

День траура, горькая соль. Он приходит

как девочка с чёрным бантом и цветами.

В этот день мы, мёртвые и живые,

ходим между могилами по дорожкам,

ступаем глядя под ноги, осторожно,

как дети ступают по битому стеклу.

<p>Мой отец</p>

Память о моём отце

завёрнута в белую бумагу,

словно ломтик хлеба,

что берут с собой на работу.

Как фокусник достаёт из шляпы

всякую смешную живность,

так из своего тщедушного тела

отец извлекал любовь.

Его руки, как щедрые потоки,

несли в мир добро.

<p>Диаметр бомбы</p>

Бомба, что взорвалась, была плоской и круглой,

диаметром сантиметров тридцать.

Радиус поражения был семь метров,

и в этом радиусе остались лежать

одиннадцать раненых и четверо убитых.

Есть и другой круг, гораздо шире,

это круг времени и боли,

в нём — кладбище и две больницы.

А молодая женщина похоронена

в том городе, где она родилась,

километров за сто отсюда.

И это чудовищный круг.

Где-то в далёкой стране, у моря,

одинокий мужчина оплакивает её смерть -

и круг расширяется, охватывая весь мир.

Не хочу вспоминать про плач сирот, который несётся

к Божьему престолу и выше -

туда, где нет круга и нет Бога.

<p>Железная дверь растает, за нею будет вечер</p>

Железная дверь растает, за нею будет вечер.

Спасение близко, но мы его не видим,

как дерево не видит свои корней.

Рука помнит, как вытирала слёзы, и теперь

вытирает сухую щёку и чистый стол.

Рука выбивает пыль из ковра, хотя знает,

что сама она пыль и прах и возвратится в прах.

Кипарис перед домом, женщина под кипарисом.

Так будет всегда, и не спрашивай, почему.

И не заглядывай за лицо: увидишь бездну.

<p>Вечная жизнь? Я хожу за ней следом</p>

Вечная жизнь? Я хожу за ней следом,

как ученик за Сократом,

внемлю её наставленьям,

говорю ей: да, всё верно.

Заповеди твои благи,

суды твои справедливы.

Земная жизнь? У меня она похожа

на Венецию: где у других переулки,

камень или асфальт, там у меня любовь -

тёмные воды любви в каналах страсти.

Молчание, крик? Я — как рог-шофар:

свой единственный крик я храню в себе,

ожидая Судного дня.

Мои грехи? Я — словно Каин:

изгнанником и скитальцем стал я на земле,

совершив короткий, как вспышка молнии, грех.

Твои ладони, наше дыханье, моё сердце?

Огненная надпись на стене? Здесь я невежда:

не умею чертить такие надписи,

не хочу их читать.

Голова моя, словно подсолнух,

клонится вслед за солнцем и за судьбою

туда, куда уходит солнце,

куда уходим мы.

<p>Усталые люди</p>

Усталые люди приходят в свои дома.

Вокруг, как открытое море, — ночь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мастера русского стихотворного перевода. Том 1
Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Настоящий сборник демонстрирует эволюцию русского стихотворного перевода на протяжении более чем двух столетий. Помимо шедевров русской переводной поэзии, сюда вошли также образцы переводного творчества, характерные для разных эпох, стилей и методов в истории русской литературы. В книгу включены переводы, принадлежащие наиболее значительным поэтам конца XVIII и всего XIX века. Большое место в сборнике занимают также поэты-переводчики новейшего времени. Примечания к обеим книгам помещены во второй книге. Благодаря указателю авторов читатель имеет возможность сопоставить различные варианты переводов одного и того же стихотворения.

Александр Васильевич Дружинин , Александр Востоков , Александр Сергеевич Пушкин , Александр Федорович Воейков , Александр Христофорович Востоков , Николай Иванович Греков

Поэзия / Стихи и поэзия