Избранные труды

Судебный прецедент необходимо отличать, на наш взгляд, от прецедента судебного толкования, которое может давать любой суд. Наибольшее внимание, естественно, привлекает такое толкование, даваемое Пленумом, судебными коллегиями по уголовным делам или президиумами судов. Эти толкования, естественно, помогают нижестоящим судам в уяснении многих неясных вопросов. Однако как единичный юрисдикционный акт прецедент судебного толкования не может представлять «судебную практику» как таковую.

Творчество «судебной практики» ограничено рамками тех вопросов, которые возникли при рассмотрении конкретных уголовных дел и решение которых нужно для данных конкретных дел. Что же касается обобщающих выводов, носящих общий теоретический или практический характер, находящийся на уровне новых положений права, то их «судебная практика» не должна и не может создавать. Таким образом, творчество «судебной практики» находится в рамках создания судебного обычая.

«Судебная практика» должна строиться на определенных принципах, важнейшими из которых являются:

а) соответствие всех ее постановлений требованиям законности;

б) факультативность ее постановлений, что означает право конкретного суда в случае несогласия со сложившейся судебной практикой поступить по своему усмотрению в соответствии с нормами права.

Некоторые авторы по существу отвергают этот принцип. По мнению В. В. Лазарева, «любое действующее решение одного суда в известном смысле должно связывать решение другого».[207] Данный тезис вызывает прежде всего некоторое недоумение своей нечеткостью. Неясно, что значит «решение одного суда связывает решение другого суда»? В каком смысле связывает? Если психологически, то это одно. Если юридически, то это другое.

Рассмотрим оба варианта.

О юридической зависимости одного судебного постановления от другого не приходится говорить, поскольку судебный прецедент, как известно, по советскому праву не является источником права.

Остается психологическая зависимость, но она относится к субъективной сфере деятельности судьи и поэтому существует не только между имевшим место аналогичным постановлением другого суда и постановлением, которое данному суду предстоит вынести, но и между многочисленными иными коммуникациями (мнение коллег, теоретические публикации и т. д.). Поэтому говорить о такой зависимости не имеет смысла. В этом плане можно говорить о влиянии, но не о зависимости;

в) гласность «судебной практики», которая должна обеспечиваться всеми возможными способами (составлением и рассылкой судам обзоров, публикаций, определений, постановлений по конкретным делам, обсуждением на оперативных совещаниях судей и др.).

В итоге судебная практика может быть определена как судебное творчество по разрешению спорных юридических вопросов отправления правосудия либо по выработке определенных тенденций (алгоритмов) непосредственного применения уголовных законов, соответствующее требованиям действующего законодательства, получившее определенное распространение, апробированное в вышестоящих инстанциях.

Имеются и несколько иные определения судебной практики. Например, В. М. Мелихов пишет, что «судебная практика есть деятельность судебных органов, выраженная в их многократных постановлениях по конкретным и однотипным делам, которая путем единообразного толкования и применения норм права способствует наиболее эффективной реализации правовых норм и позволяет выработать общую линию в правоприменительной деятельности всей системы органов социалистического правосудия».[208]

Значение судебной практики для достижения целей уголовной политики огромно и определяется функциями, которые выполняет судебная практика. По своему содержанию эти функции разносторонни и многочисленны.

Одной из основных ее функций является обеспечение точного отправления правосудия. Другая ее функция состоит в выработке единого подхода, единой линии в деятельности всех судов по рассмотрению уголовных дел. Судебная практика выступает далее как индикатор действенности уголовного законодательства. Она обнажает все его достоинства и недостатки. Основываясь на ее данных, можно анализировать эффективность тех или иных уголовно-правовых норм. Разумеется, что выводам, сделанным на основе судебной практики, нельзя придавать абсолютного характера.

Ленинское положение о том, что практика по самой своей сути никогда не может подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления, что критерий практики тоже «настолько “неопределенен”, чтобы не позволять знаниям человека превратиться в “абсолют”, и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма»,[209] полностью сохраняет свою силу и для судебной практики.