Некоторые примеры позволят пояснить это более подробно. В ка- рибском языке форма aveiridacoпередается как форма 2-го лица ед. ч. имперф., конъюнкт, 'если бы ты был'. Но если рассмотреть это слово более точно, то veiriозначает 'быть', а представляет собой местоимение 2-го лица единственного числа, которое также соединяется с существительными, adaco— частица, указывающая на время. Хотя я не смог обнаружить этого в словарях, эта частица, вероятно, может обозначать даже определенный отрезок времени, так как oru- aconodacoозначает 'на третий день'. Дословный перевод этого словосочетания: 'в день твоего бытия'; при помощи этого описания выражается заключенное в конъюнктиве гипотетическое предположение. То, что в данном случае называется конъюнктивом, представляет собой, таким образом, отглагольное имя, связанное с предлогом, или — приближенно к глагольной форме — аблатив инфинитива, или латинский герундий в do. С помощью такого же способа конъюнктив обозначается во многих американских языках.
На языке луле парт, пасс., например, обозначается формой a-le-ti-pan'сделанный из земли'. Однако буквально это сочетание слогов обозначает 'землю из они делать' (Erdeaussiemachen) (3-е лицо мн. ч. наст. вр. от tic'я делаю').
Понятие инфинитива, как он был известен грекам и римлянам, также приписывается, если не всем, то большинству американских языков, исключительно в результате ошибочного принятия других форм за инфинитив. Инфинитив в бразильском языке является самым настоящим субстантивом: iucaозначает 'убивать' и 'убийство', саги —'есть' и 'еда'. 'Я хочу есть' передается сочетанием checaruai-pota, что дословно значит 'мою еду я хочу', или, с добавленным к глаголу аккузативом, — ai-caru-pota. Глагольная природа данного сочетания слов сохраняется лишь за счет того, что оно управляет в аккузативе другими существительными. В мексиканском языке наблюдается аналогичное добавление инфинитива, выступающего в качестве аккузатива к управляющему им глаголу. При этом инфинитив выражается посредством того лица в футуруме, о кбтором идет речь: ni-tlagotlaz-nequia'я хотел любить', что буквально означает: 'я, я буду любить, хотел'. Ninequiaозначает 'я хотел'. В результате присоединения к данной форме формы 1-го лица ед. ч. футурума flafotlaz'я буду любить' целая фраза превращается в одно слово. Однако тот же самый футурум может стоять и после управляющего глагола в качестве самостоятельного слова и передаваться, как это вообще характерно для мексиканского языка, только при помощи включенного в конструкцию местоимения с: ni-c-nequiatlagotlaz'я это хотел', то есть 'я буду любить'. Подобное двоякое положение по отношению к глаголу свойственно также существительным. Таким образом, в мексиканском языке в инфинитиве понятие футурума связывается с понятием существительного. Футурум выражается при помощи склонения (Beugung), существительное — при помощи конструкции. В языке луле оба глагола, один из которых управляет инфинитивом, непосредственно следуют один за другим в качестве двухverbafinita: caictucuec'я имею обыкновение есть', что, однако, буквально означает: 'я ем, я имею обыкновение'. Как проницательно заметил профессор Бопп, даже в древнеиндийском языке инфинитив является отглагольным именем, стоящим в аккузативе, что по форме совершенно аналогично латинскому супину. По этой причине он не может употребляться столь же свободно, как в греческом или латыни, языках более близких к природе глагола. Он также не имеет пассивной формы, и если таковая необходима, то вместо инфинитива используется управляющий им глагол. В результате употребляется выражение 'eswirdessengekonnt', а не 'eskanngegessenwerden'.
Из приведенных примеров следует, что нельзя рассматривать инфинитив во всех этих языках как исконно присущую им форму. Гораздо важнее описать в соответствии с их подлинной природой способы выражения инфинитива, заменяющие его, и отметить при этом, каким требованиям, предъявляемым к инфинитиву, удовлетворяет каждый из этих способов, поскольку ни один из них не выполняет всех этих требований.
Бывают случаи, когда в том или ином языке обозначение какого-либо грамматического отношения не точно соответствует понятию реальной грамматической формы. Такие случаи характеризуют своеобразие языка, а сам язык, в котором это имеет место, даже если бы он был в состоянии выразить абсолютно все своими собственными способами, все же отстоял бы далеко от соответствующего способа развития идей, ибо момент, когда эта задача выполняется успешней, наступает тогда, когда человеку, помимо материального результата его речи, уже не безразличны ее формальные свойства. Этот момент не может наступить без участия и воздействия языка.