Избранные труды по теории искусства в 2 томах. Том. 1

В действительности внешние и внутренние события нельзя так резко различать. И те и другие, так сказать, имеют множество корней, прожилок, ответвлений, взаимопроникающих, взаимообволакивающих и в конечном счете образующих комплекс, характеризующий душу художника и таким остающийся.

Этот комплекс, так сказать, орган душевного пищеварения, преобразующая его творческая сила. Он первопричина преобразующей внутренней деятельности, заявляющей о себе в преображенной внешней форме. Каждый раз в результате своеобразия данного комплекса искусствообразующий аппарат художника выдает произведения, которые, как говорят, несут на себе его печать и позволяют определить «почерк». Конечно, данные излюбленные определения поверхностны, они подчеркивают лишь внешнее, формальное и почти исключают из игры внутреннее. Здесь, как и во многих других случаях, слишком много чести оказывается внешнему.

Как в любом другом случае, внешнее у художника не только определяет, но и создает внутреннее вплоть до космического творения.

Под этим углом зрения живописные работы Шёнберга, отмеченные печатью его формы, дозволяют понять внутренний склад художника.

Первое, с чем мы тотчас сталкиваемся, — Шёнберг пишет не для того, чтобы создать «милое», «красивое» и т. д. полотно. Работая над ним, он даже не думает над ним как таковым. Пренебрегая конечным результатом, он хочет зафиксировать субъективные «восприятия» и нуждается лишь в средствах, кажущихся ему нужными в данную минуту. Не каждый профессиональный художник может похвастать таким творчеством. Или, говоря иначе, бесконечно мало профессиональных художников обладает такой счастливой силой, временами героизмом, энергией самоотречения оставить в покое или даже отказаться от всевозможных живописных бриллиантов и перлов в ту минуту, когда они сами идут им в руки. Шёнберг идет прямо к поставленной им перед собой цели или, руководимый этой целью, — навстречу необходимому в данном случае результату.

* * *

Цель картины: облечь внутреннее впечатление во внешнее выражение — живописную форму. Это может прозвучать как известная дефиниция! Если мы извлечем из нее логический вывод, то у картины нет иной цели, но тогда я хотел бы спросить, как много картин можно назвать произведениями, незамутненными лишним. Или как много картин останутся картинами, пройдя через такое суровое непреклонное испытание? И не объектом искусства, обманно симулирующим необходимость своего существования?

* * *

Картина — это облеченное в живописную форму внешнее выражение внутреннего впечатления.

Принявший данную дефиницию картины, тщательно и скрупулезно выверив ее, получит истинный и, что нужно подчеркнуть, неизменный масштаб любой работы, независимо от того, появилась ли она сегодня, стоит ли еще сыро на мольберте или то настенная живопись, обнаруженная при раскопках города, долгое время остававшегося погребенным под землей.

Принимая эту дефиницию, многие «взгляды» на вопросы искусства претерпевают изменения. Мимоходом в свете названной дефиниции я хотел бы вычленить один такой взгляд из тьмы привычных предубеждений. Не только человек, пишущий по вопросам искусства, и публика, но также, как правило, и сами художники видят в «становлении» своего собрата поиск адекватной ему формы.

Этот взгляд часто влечет за собой разные вредоносные последствия.

Художник полагает, что вслед за обретением им «наконец» своей формы он может спокойно созидать далее. К сожалению, как правило, с этого момента («спокойного») он, сам того на замечая, вскоре начинает утрачивать наконец обретенную форму.

Публика (отчасти под руководством теоретиков искусства) замечает данный поворот не так быстро и питается творениями его отмирающей формы. С другой стороны, убежденный в возможности «конечного достижения формы, адекватной художнику», он осуждает оставшегося без этой формы, отвергающего одну форму за другой для того, чтобы найти «правильную». Произведения таких мастеров не пользуются надлежащим им вниманием, и публика не пытается извлечь нужное ей содержание из этих произведений.

Возникает превратное отношение к искусству — мертвое принимают за живое и наоборот.

В действительности становление художника не сводится к внешнему развитию (поиску формы для неизменного состояния души), но к внутреннему (отражению достигнутых желаний в живописной форме).

Растет содержание души художника, он познает самого себя и обогащается во внутренних измерениях: вверх, вниз, всесторонне. К тому моменту, когда душа достигает определенной внутренней ступени, внешняя форма становится достоянием внутренней ценности последней.