Так разумей и зреющий виноград, из котораго вино, веселящее сердце, наполнит некогда чашу премудрости, и с высоким проповеданием
(Прит. 9, 3) предложено будеть сопиршественникам, с правом почерпнуть в нем доброе и трезвенное упоение, разумею то упоение, в котором человек от вещественнаго восторгается к Божественному. Теперь виноград украшается цветом, и издается им некое благоухающее, приятное и сладостное испарение, срастворенное с обемлющим Духом; без сомнения же, наученный Павлом, знаешь этого Духа, Который соделывает благоухание сие в спасаемых (2 Кор. 2, 15).Сии признаки прекрасной весны душ наперед указует Слово невесте и понуждаеть поспешнее насладиться предлагаемым,
возбуждая ее своими речами и говоря: востани, прiиди ближняя Моя, добрая Моя, голубице Моя (Песн. 2, 13). Сколько догматов в речениях сих кратко указует нам Слово! Ибо богодухновенному учению несвойственно из какого–либо пустаго суесловия останавливаться на одних и тех же речениях. Напротив того, повторением сим показывается некая великая и боголепная мысль, именно же сказуется нечто подобное следующему. Блаженное, вечное и всякий ум превышающее Естество, все естества Собою обемля, никаким не обемлется пределом. Ибо в разсуждении Его не представляется ничего, ни времени, ни места, ни цвета, ни очертания, ни вида, ни обема, ни количества, ни протяжения, ни инаго чего описующаго, именования, или вещи, или понятия; напротив того, всякое добро, о Нем умопредставляемое, простирается в безпредельность и некончаемость. Где не имеет места зло, там нет никакого предела добру. В нас, при изменчивости естества, поелику в произволении нашем есть равная возможность склоняться к тому и другому из противоположнаго, и доброе, и злое попеременно уступают место друг другу, и пределом добраго делается появляющийся порок; и все предначинания душ наших, одно другому противоположныя и противящияся, друг другу уступают место, и друг другом определяются. Но Естество простое, чистое, однообразное, непреложное, неизменяемое, всегда одно и то же, никогда из Себя не выходящее, потому что не допускает до Себя возможности быть в общении с злом, пребывает безпредельным в добре, не видя даже пред Собою и предела, потому что не имеет в виду ничего противоположнаго. Посему, когда человеческую душу привлекает к общению с Собою, тогда по преимуществу в лучшем в равной тому всегда мере ставит ее выше, нежели сколько она причастна; потому что душа по причастии превосходнейшаго становится непрестанно выше себя самой, и, возрастая, не останавливается в возрастании; добро, котораго она причастна, однако пребывает наравне с нею, и душа, всегда более и более причащающаяся наравне с тем находит оное непрестанно в преизбытке.Итак,
обратим взор на невесту, по восхождениям добродетели, как бы по ступеням лестницы, руководимую Словом на высоту. Сперва Слово оконцами Пророков и сквозе мрежи заповедей закона вводит светлый луч, приглашает ее приблизиться к свету и стать прекрасною при свете, приняв на себя вид голубицы. Потом, когда, сколько могла вместить, приимет на себя красот, опять Слово, как еще вовсе непричастную красот, привлекает к приобщению красоты превысшей, чтобы, по мере преспеяния, при представляющейся непрестанно новой красоте, возрастало в ней вместе пожелание, и представлялось ей, что она, по преизбытку открываемых всегда в высоте благ, едва только приступает к восхождению. Посему–то Слово воставшей уже невесте повторяет: востани, и идущей: прииди. Ибо и для того, кто действительно востал, никогда не прекратится нужда воставать непрестанно, и для поспешающаго ко Господу не истощится путь к продолжению Божественнаго течения. Всегда надлежит воставать, и приближающимся даже к цели в течении своем никогда не успокаиваться. Сколько раз повторяет Жених: востани и прииди, столько же раз дает силу на восхождение к большему совершенству. Так разумей и что далее предложено в слове. Повелевающий из прекрасной делаться прекрасною предлагает прямо апостольское слово, предписывая в той же образ преображаться от славы в славу (2 Кор. 3, 18), так что — слава для нас, если и непрестанно приемлемое и всегда обретаемое, хотя бы оно было чем–то наиболее всего великим и возвышенным, признается нами меньшим чаемаго в последствии, Посему и той, которая по прежним преспеяниям была голубицею, тем не менее снова повелевается по преобразовании в лучшее стать тою же голубицею. И если исполнится это последующее слово и то, что выше сего, покажет опять сим же наименованием.