Когда великий князь Василий Иванович, желая разобрать в своей библиотеке собрание греческих рукописей и иные видеть в переводе, просил султана и Афонское начальство прислать к нему ученого грека, то на Максима указали как на человека самого способного исполнить желания великого князя[100]
. Максиму не хотелось расстаться со Святою Горою и ее безмолвием, но, повинуясь воле Афонских старцев, он в 1516 году отправился в Россию; на пути время случайного пребывания в Перекопе употребил он на знакомство с русским языком и в начале 1518 года прибыл в Москву. Здесь принят он был ласково, и ему указано жить в Чудове монастыре, на счет великого князя. Сокровища греческой учености, которые увидал Максим в библиотеке московской, привели его в восторг; сочинений, не переведенных на славянский язык, нашлось много. На первый раз ему поручили перевести толкование на Псалтирь. В помощь ему, мало знакомому со славянским языком, даны переводчики с латинского Димитрий Герасимов и Власий и для письмоводства инок Сергиевой лавры Силуан и Михаил Медоварцов. Через год и пять месяцев перевод Толковой Псалтири совсем был окончен. Максима осыпали милостями и оставили для новых трудов. По воле митрополита Варлаама и на его иждивение переведено им (в 1519 г.) толкование на книгу Деяний Апостольских. Ему поручили еще пересмотреть славянские Богослужебные книги. По воле великого князя Максим принялся за исправление перевода Триоди, по-прежнему при пособии переводчиков; затем пересматривал он и другие церковно-служебные книги. Грубы были ошибки, какие нашел много сведущий Максим в церковных наших книгах, и разжигаемый, как говорил он, Божественною ревностью, очищал он плевелы обеими руками. По этой ревности резкие высказывал он отзывы о том, что видел в книгах. Но то, что видел он, видели немногие, и слепая страсть к старине принимала отзывы его за оскорбление святыни. Сначала ропот был тайный. Митрополит Варлаам, у которого испрашиваемо было разрешение на важные перемены в древних книгах, понимал преподобного Максима; великий князь отличал его своею любовью. И клевета не смела открыто восставать на Максима. Советами его пользовались в делах Церкви и государства, отличая в нем человека умного и образованного, инока пламенного в любви к истине и вере. Он был усердным ходатаем за вельмож, впадавших в немилость князя, и князь внимателен был к его просьбам. Полный ревности к святой вере, он подал собору отцов совет принять строгие меры против жида Исаака. Митрополиту Варлааму советовал он пересмотреть Славянское собрание церковных правил и сам начал переводить «Властареву синтагму» законов, – с древней Московской рукописи.В конце 1521 года правдивый и рассудительный Варлаам оставил кафедру, и его место (в феврале 1522 г.) занял Даниил. Новый митрополит любил книги, но одни славянские; любил заниматься делами веры, но не столько, сколько видами страстей. Блаженный Максим скоро понял, что не может он с прежнею свободою и покоем трудиться для истины; с любовью к истине он обратился к новым предметам деятельности. Папа, обессиленный на западе Лютером, сильно заботился о том, чтобы распространить свою власть на северо-востоке. Легат его Николай Шонберг хитрил в Москве. Немец «к прочим лукавствам» присоединил и то, что тайно пустил в ход (в 1520 г.) слово: «о соединении руссов и латинян». Максиму достали сочинение Шонберга «О начале турков», написанное с видами папизма в защиту астрологической судьбы. Шонберг успел обольстить боярина Феодора Карпова, колебал и других; особенно мысли о фортуне, распространенные Шонбергом, производили впечатление на суеверный народ и нашли защитника себе даже в каком-то бывшем игумене. Максим восстал против лукавого немца и написал против него до 15 сочинений, преследуя козни его на всех путях. В то же время писал он против магометан и язычников. Эти труды ревности святой на время оберегали Максима от злобы раздражавшегося против него невежества, так как были не противны и духу времени. Но между трудами его не видно ни одного, который предпринял бы он лично для митрополита Даниила. К 1523 году окончены им переводы толкований святителя Златоуста на Евангелия Матфея и Иоанна, но это было окончанием трудов, начатых при митрополите Варлааме. Даниилу хотелось, чтобы Максим перевел Церковную историю Феодорита. Рассудительный Максим представлял, что это сочинение, по содержащимся в нем письмам Ария и Нестория, может быть вредно «для простоты». Даниил принял такой ответ Максима за непослушание непростительное и остался в сильной досаде. Он не только не приближал к себе Максима, но, как видно по последствиям, был очень недоволен им за исправление книг, совершавшееся при Варлааме. Великий князь продолжал быть благосклонным к Максиму. Пользуясь этою любовью, Максим свободно обличал пороки в вельможах, в духовенстве, в народе. Он писал, что неприлично, неполезно, весьма опасно инокам владеть недвижимыми имуществами. Последнее сильно оскорбляло Даниила и ему подобных.