Избранные жития святых

В 1524 году великий князь Василий задумал развестись с добро­детельною, но неплодною супругою своею Соломониею и вступить в новый брак с Еленою, – для того, чтобы иметь наследника. Митро­полит Даниил одобрял средство для цели. Но те, которые не хотели угождать людям более, чем Богу, свободно указывали великому князю на решение Спасителя. Таков был старец Вассиан, потомок князей Литовских и родственник Василия. Прямодушный Максим был тех же мыслей. Он предложил великому князю на бумаге сочинение, начи­навшееся осуждением плотоугодию. «Того признавай царем истинным и самодержцем, – писал Максим Василию, – кто управляет поддан­ными по правде и закону, а бессловесные похоти и страсти старается преодолевать в себе... Кто побеждается ими в оскорбление смыслу, тот не образ одушевленный Владыки Небесного, а бессловесное животное в виде человека». Великий князь Василий и в других случаях не любил противоречий воле его. Теперь положил он показать, что виновны не­согласные с его желанием. И вот теперь-то отмстят Максиму за то, что осмелился он судить и осуждать русское! В начале февраля 1525 года Максим брошен был в кандалах в темницу Симоновской обители. Пре­жде всего старались запутать его в дело двух бояр виновных, открыв, что они имели сношение с Максимом. Максим не скрывал, что они бывали у него для бесед; не скрывал ни того, что говорили они, ни того, что он им говорил; жалуясь на нововведения, они говорили: «страна, которая изменяет свои обычаи, долго не стоит». Максим отвечал на то: «Страна, которая преступает заповеди Божии, должна ждать себе казни от Бога; а обычаи земные и царские государи изменяют по усмотрению нужды в том для государства». Не успев обвинить Максима по этому делу, обратились к делам церковным. То во дворце князя, то в покоях митрополита осыпали Максима обвинениями в порче книг, оскорби­тельной для веры[101]. В судный список сочли достаточным внести одну вину Максима; в своей Триоди написал он о сидении Сына с Отцом: «седел еси, сидев». Максим искренно признал это за ошибку и в изви­нение указывал на свое тогдашнее незнание русского языка. В судном списке не записали ни сознания в ошибке, ни извинения, а записали, что, по словам Максима, разницы нет между «седе и сидел» – то и дру­гое время прошедшее[102]. Спешили произнести приговор: Максим еретик, портит книги. Великий князь, со своей стороны, объявил Максима виновным в том, что будто он и другой Святогорский инок Савва вели переписку с нашими и возбуждали султана к войне против великого князя[103]. Понятно, что это такая же правда, как и то, что Максим еретик. Но Максима схватили и вывезли из Москвы так тайно, что в Москве долго не знали, жив ли он? Исповедник правды в оковах отправлен был в Волоколамскую темницу; здесь от дыма и смрада, от оков и побоев по временам приходил он в омертвение, но здесь же явившийся ему Ангел сказал: «Терпи, старец! Этими муками избавишься вечных мук». Вассиан, Савва, Силуан, Медоварцов разосланы были по монастырям, под стражу. В стенах Волоколамской темницы Максим углем напи­сал канон Духу Утешителю, поныне воспеваемый Церковью. Спустя шесть лет (в 1531 г.) снова потребовали Максима к духовному суду в Москву. Это потому, что в Москве лучшие люди стали говорить за Максима и против Даниила, а сам Максим не признавал себя ни в чем виновным, когда в монастыре увещевали его каяться. Надобно было оправдать себя в жестокостях с Максимом. Имея в виду такую цель, прибрали из книг Максима все, что можно было выставить против него; теперь успели и в том, что даже Медоварцов говорил против Максима. Но и по судному списку ошибки в поправках оказываются то ошибками писцов, то ошибками незнания русского языка. Теперь допрашива­ли о переводе Метафрастова жития Богоматери и старались уличить Максима в том, что будто ошибки, допущенные здесь, были прежде защищаемы Максимом. Но Максим отвечал, что Медоварцов говорит не по совести. Указывали в Триоди на поправки славословий; «так было угодно митрополиту Варлааму», – отвечал Максим. Выставили ошиб­ку в книге правил, пересмотренной Максимом. Максим признал ее за ошибку писца. Снова говорили: зачем вместо «седе» поправил «седел еси»? И в прежнем виде записали ответ его. В русских книгах написа­но: «и в Духа Святого истинного», а ты для чего загладил истинного? Максим отвечал, что сам он не зачеркивал; а Медоварцов сказал, что,