Избранный

За пятнадцать лет, прошедших с окончания института, Костян совершенно не изменился. Студентом он стал после службы на флоте, которую проходил на Кубе, и, соответственно, на три года был старше своих одногруппников. Есть такой тип людей, внешний облик которых консервируется в молодые годы и не меняется до самой поздней старости. Природа их как будто изначально старит, а затем забывает об их существовании. Уже в институте Костян был практически полностью лысым, одинокий клок жидких волосенок с макушки он тщательно зализывал вперед, стараясь размазать его по всей поверхности головы. Тот упорно сопротивлялся, поднимался и раскачивался в разные стороны при первом же дуновении ветра. Худой, вечно взвинченный, всегда, что называется, «на измене», всегда в какой-то неврастенической динамике: дерганые движения предплечий, пожевывание губами, подпрыгивающая походка. Институтская кличка – Шоша ХББ. ХББ расшифровывалось как «хочу быть бандитом». В те времена это звучало как издевательство. Этакий недобандит. В конце девяностых – начале двухтысячных, когда Игорь с Костяном учились в институте, бандиты еще не вымерли как класс, не считались маргиналами. Называться бандитом было почетно. Это была последняя по-настоящему романтизированная область человеческой деятельности, что-то вроде профессий разведчика или милиционера для предыдущего поколения.

После четвертого курса Костян как-то потерялся из виду. Хотя не понятно, как он вообще умудрился продержаться в институте так долго. На лекции он не ходил, появлялся изредка на практических занятиях. Мелькал на переменах между парами, стрелял у однокурсников сигареты, а затем пропадал неделями, появляясь только перед самой сдачей зачетов и курсовых. Его курсовая работа по термеху заслуженно вошла в анналы студенческого раздолбайства и пофигизма. На лист формата А1 Костян наклеил ксерокопии вырезок с чьих-то старых чертежей. Затем, по видимости, не дав клею толком просохнуть, скрутил ватман и засунул его в тубус. Эпюры, графики получились во вздутиях, пузырях, как плохо проклеенные обои. Самое интересное, что курсовую Костян сдал на «четверку», Игорь сам видел оценку в ведомости.

На пьянку в общежитии, посвященную медиуму, Костян пришел в строгом двубортном костюме. Усевшись за стол, снял пиджак. Подмышкой у него обнаружилась кобура с пистолетом. Пистолет выглядел настоящим, скорее всего, он и был настоящим, но почему-то никакого страха наличие у Костяна оружия не вызывало. В студенческом общежитии взаимоотношения ничуть не мягче, чем в армейской казарме или тюрьме. Костян был самым старшим на потоке, служил не где-нибудь, а на флоте, да еще на Кубе, по его рассказам – чуть ли не в ВДВ, сражался с американскими «морскими котиками». Но никто его не боялся. Трудно было принимать всерьез всколоченный жидкий вихор на макушке, мелкие, некрасивые черты лица, нервическую вертлявость, быструю, суетливую речь. Его истеричность и неадекватность поведения, неоднократно уже проявленные, казались малозначительными.

Хотя случается, что истерики приносят больше проблем, чем перекаченные «шкафы». От «шкафа» максимум, что тебе может прилететь, – это свернутая челюсть или отбитые почки. Истеричные личности могут выкинуть все что угодно.

В молодости в родных для Игоря Шабанах существовал такой нарицательный персонаж – Вова Полуха. Бывший милиционер. Уволился с белым билетом. Плюгавый, худой, как глист. По улице ходил, расставив руки колесом, как будто неся подмышками по арбузу. Синдром широкой спины, когда несуществующие мышцы не позволяют прижать руки к самому телу. На одной из местных дискотек Вова начал приставать к жене тренера по боксу. Со сломанным носом уехал на скорой. Через два часа вернулся на танцпол с вправленным носом, с торчащими из ноздрей окровавленными тампонами. В процессе новой драки откусил тренеру половину правого уха.

Костян со стаканом виски шлепнулся на стул возле Игоря. Шкапчик даже не заметил, что за их столом появился новый человек. Он был полностью поглощен заигрыванием с Боженой. Особым разнообразием его действия не отличались. Одну руку он положил на спинку дивана, наклонился над девушкой, что-то ей увлеченно рассказывал, энергично жестикулируя свободной рукой. Время от времени его рука, как бы случайно в процессе повествования, оказывалась на ее коленке. Божена тут же ее убирала. Так повторялось раз за разом. Что, впрочем, не мешало им вести мирную светскую беседу.

Подошла очередь их столика заказывать песню, Божена схватила микрофон и побежала на сцену, увлекая за собой Римму, к полному разочарованию Шкапчика. Оставшись в одиночестве, он как-то сразу потух, захандрил.