Избранный

— Ты заставил меня любить тебя, заставил полагаться на тебя… Из-за тебя я теперь не знаю, смогу ли я когда-нибудь быть полностью для него. Я не знаю, смогу ли снова быть той девушкой, которую он впервые полюбил. И я хочу ненавидеть тебя за все это, и за то, что ты заставил меня полюбить тебя так чертовски сильно, что это больно.

— Трейс, я…

Ее губы заставили меня замолчать, снова короткий поцелуй, короткое бархатное прикосновение к ее нижней губе, но она снова отстранилась.

— Я люблю тебя… но…

— Но? — я знал, что это случится. Волосы на моем затылке зашевелились. Я покрылся холодным потом.

— Чейз. — она отстранилась и вытерла слезу со своей щеки. — Ты владеешь моим сердцем, но Никсон… Он владеет моей душой.

Я вздрогнул; такое чувство, будто она только что схватила нож и вместо того, чтобы ударить меня в спину, вдруг сообщила мне, что собирается вонзить его глубоко в мою грудь. В конце концов, я предпочел бы скрытую атаку, потому что тогда мне не пришлось бы смотреть, как эти великолепные карие глаза наполняются слезами, поэтому я просто кивнул, все еще ощущая ужасное давление в груди, такое сильное, что, казалось, она сейчас взорвется.

Холодный нож вошел прямо в мое сердце — он поразил все мышцы, лишая его возможности продолжать биться, но испытания на этом не закончились. Если бы она просто отвергла меня, боль бы остановилась, но она не просто отказалась от меня, она была разочарована во мне, и по-прежнему выбирала другого. Поэтому нож крутился; его крутили до тех пор, пока я не онемел, а потом… Я закрыл глаза, полностью погрузившись в чувство, когда весь мир вокруг меня останавливается.

Это были я и Трейс, застрявшие во временной воронке. Я потянулся к ее лицу и вздохнул, когда моя рука коснулась ее щеки. Одинокая слеза встретилась с моими пальцами. Я отстранился и потер ее слезинку между большим и указательным пальцами, а затем встал.

— Чейз, подожди…

— Нет. — я схватил бутылку со стола. — Все нормально. — Мне удалось натянуто улыбнуться. — Все случилось так, как и должно было быть всегда, Трейс. Поверь мне, мы лучше, как друзья.

— Можем ли мы еще быть ими? После… всего? — ее глаза были полны надежды.

— Конечно. — соврал я и, споткнувшись, двинулся прочь, стремясь в темноту моей комнаты и на дно той бутылки, что все еще была в моей правой руке.

Войдя в свою комнату, я сразу же закрыл за собой дверь и заблокировал замок. Дерьмо, здесь все пахнет также, как она… Опустошенный, я подошел к кровати: эту кровать мы делили вместе всего каких-то сорок восемь часов назад… Ее запах настолько сильно впечатался в волокна простыней, что я не мог заставить себя ничего делать, кроме как глотнуть виски и позволить запаху быть вокруг меня, чтобы хоть как-то подавить боль.

Я не знаю, как долго я просидел там, на кровати. Я пил и вдыхал ее аромат, как лунатик.

Это еще одна уточняющая деталь насчет любви — ты делаешь все, чтобы сохранить ее, исключая те случаи, когда ты, в конечном итоге, получаешь то, что хочешь, но при этом настолько опасаешься ее потерять, что все твои действия становятся не бескорыстными, а эгоистичными. Вот что случилось в нашем случае с Трейс, и вот почему в конце я потерял ее.

Я отказывался упаковывать в дальний ящик воспоминания о ее поцелуе.

Потому что мы идеально подходили друг другу.

Я держался за эти воспоминания, потому что в тот миг был совершенно уверен, что ни одна девушка не сможет удалить их из моего сознания, и черта с два, если я позволю им даже попробовать сделать это.

Я выпил половину бутылки.

Не самый величественный момент для того, кто не умеет нормально пить. Черт, она превратила меня в алкоголика в течение каких-то двух недель! Что, черт возьми, сейчас можно сказать насчет моего самообладания?

Комната закрутилась вокруг меня. Я поставил бутылку на пол и потер глаза.

Было поздно.

Я думал, что был слишком пьян даже для того, чтобы думать.

Все ясно: у меня была высокая переносимость алкоголя, даже выше, чем мне необходимо было в данной конкретной ситуации.

Кто-то тихо постучал в мою дверь.

Я решил не отвечать.

Стук повторился.

С проклятием, я подскочил на ноги и отворил дверь. За ней стояла Мил. Ее волосы были собраны в беспорядочный пучок на голове, а на теле были надеты очень короткие черные, спортивные шорты и майка.

— Дерьмо, Мил, я не в настроении. — я попытался закрыть дверь, но ее рука остановила меня. Она уперлась мне прямо в грудь.

— Холодок, я здесь не для того, чтобы воспользоваться твоей беззащитностью в пьяном виде. — закатив глаза, она шагнула в мою комнату.

— Какую часть фразы «я не в настроении» ты не поняла? — гневно проговорил я и, споткнувшись, упал на свою кровать.

Мил подняла руки.

— Еще раз повторяю, я здесь не для того, чтобы украсть твою невинность! Уверена, даже если мне и представится такая возможность, то в течение ближайших тридцати секунд ты уже будешь спать в луже собственной блевотины. Так что, спасибо, но я, пожалуй, пас.

Я простонал в собственные руки, лежа лицом в подушку.

— Какого черта тогда ты хочешь от меня?