Избранный. Печать тайны

Фарел бросился к ящику и выхватил арбалет. Он не видел, как человека в черном плаще выгнуло под неестественным углом и перетряхнуло. Появившаяся из колчана стрела скользнула в обойму, старик натянул тетиву. Щелкнул курок. Фарел выпрямился и вытянул арбалет. Смертельный наконечник стрелы смотрел в дверной проем, направленный незнакомцу в грудь. Старик зажмурился и выстрелил…

Он услышал, как зазвенела тетива, стрела со свистом рассекла воздух. Проход оказался пуст — смертельный наконечник впился в обшивку стены коридора.

* * *

Блекло, отдаленно напоминая дневной свет, сияла керосиновая лампа, освещая бледное, покрытое испариной лицо старика. Руки тряслись. Фарел, то и дело роняя ключ наземь, не мог найти замочную скважину. Примерно, с пятой попытки ключ попал в замок, и давно не знавший смазки металл заскрипел, больно резанув слух. Фарел впопыхах забежал в дом, и, оказавшись в прихожей, ни секунды не медля, задвинул дверной засов. Голова гудела.

"Старый гоблин, выпей же со мной…" — пел отвратительный писклявый голос.

Фарел медленно сполз на пол, выронив из обессиленных рук ключ.

"Рома капля не спеша…".

Славная песенка звучала все тише и вскоре чудные куплеты исчезли совсем, оставив жидкую липкую тишину. Фарел со всей силы ударил кулаком об пол.

"Кто это был?" — пронеслось в голове…

… Огромная деревянная кружка опустилась на пустой стол, и приятное жжение в полости рта, толика за толикой начало растворять мысли Фарела в вине. Рядом валялся полупустой бочонок, когда-то припрятанный стариком к юбилею. Не горел ни один светильник, не тлели свечи, а окна спрятались за занавесом. Лишь свет луны в небе за окном, пробиваясь сквозь плотную ткань штор и минуя редкие ветки деревьев, освещал бархатным цветом комнату, выхватывая из темноты рваные очертания предметов. Фарел удивленно потряс кружкой. Он прищурил глаз, перевернул ее вверх дном, всмотрелся в пустое дно. С края скатилась жирная капля красная капля и упав, тут же впиталась мокрым пятном в дорогую ткань пижамы.

— Пустая, — он озадаченно покачал головой. — Надо наполнить. Где моя бочка? — заорал он в темноту. — Я заплатил за нее пять золотых!

Он облокотился о ручки кресла и попытался встать, но его тут же повело в сторону. Потеряв равновесие, Фарел рухнул на пол, по пути зацепив столик и кресло, которые последовали вслед за ним. Кресло больно прижало ногу, и Фарел скривился. Градом брызнули осколки стекла разбившегося столика чудом не поранившие старика. Нащупав, Фарел опрокинул зажавшее ногу кресло. Он откинулся на пол и принялся рассматривать потолок.

"Мне стыдно" — подумал Фарел — "Я не просто пьян…. Я нажрался. Как свинья. Жирная и вонючая сви…" — мысль оборвало на полуслове.

Фарел развернулся на бок и вырвал на пол.

Какой-то писклявый детский голос надменно медленно заговорил на грани сознания:

"Ты знаешь, что что-то случилось. Что-то странное. Ты должен в этом разобраться старик, должен оценить…".

— Заткнись, маленький урод, — заорал Фарел. — Заткнись, оставь меня в покое. Я сам во всем разберусь. — Фарел закивал. — Да, я предостерегусь. Я завтра же найму охрану, черт подери! Но это не твое дело… — Голова страшно болела, и Фарел перешел на шепот. — Если этот пьяный бродяга заявится ко мне еще раз, я прикажу его избить и сдать ко всем чертям к инквизиции.

Глаза закрылись, он попытался расслабиться, но голос твердил все настойчивее:

"А он придет, старик, обязательно придет".

Большая грозовая туча закрыла луну. В окнах домов погасли свечи. Город опустился во тьму. Срывался западный ветер, теребя опавшую листву. На засохшие листья, стремившиеся поскорее упасть вниз, на землю, на жаждавшие влаги деревья и кустарники упали первые крупные капли осеннего дождя. Тучи разрезала молния.… Комната наполнялась жутким запахом. Старик храпел, безмятежно откинув голову в кресле…

… Время замедлило свой шаг. Пыль с каменных крестов и надгробий слепила глаза. Где-то вдалеке каркала ворона.

"Кар-кар-кар… тик-так, тик-так".

Было очень холодно. Зеленые, пробившиеся стручки травинок припали к земле покрытые инеем. Затянутое тучами небо без звезд и без луны. Деревья пели. Он шел, осторожно перебирая непослушными ватными ногами. Каждый шаг давался с трудом. В левом виске стучало сердце. Быстро, неправдоподобно… на душе была пустота, которая превращалась в ужас. Глаза остекленели, и веки не могли сомкнуться. Капали слезы. Ему казалось, что он идет вечно, казалось еще шаг, и он не выдержит, но ноги безудержно несли его вглубь чего-то неизвестного. Чего? Он не знал. Пустоту сменяли воспоминания. В голове пронеслись школьные годы — его первый выученный стих про маленькую смешную лошадку "Пони".

"О, здравствуй, милая лошадка…".