Избраное

Льды все туже сжимает круг,

Весь экипаж по тревоге собран.

Словно от чьих-то гигантских рук,

Трещат парохода седые ребра.

Воет пурга среди колких льдов,

Злая насмешка слышится в голосе:

– Ну что, капитан Георгий Седов,

Кончил отныне мечтать о полюсе?

Зря она, старая, глотку рвет,

Неужто и вправду ей непонятно,

Что раньше растает полярный лед,

Чем лейтенант повернет обратно!

Команда – к Таймыру, назад, гуськом!

А он оставит лишь компас, карты,

Двух добровольцев, веревку, нарты

И к полюсу дальше пойдет пешком!

Фрам – капитанский косматый пес,

Идти с командой назад не согласен.

Где быть ему? Это смешной вопрос!

Он даже с презреньем наморщил нос,

Ему-то вопрос абсолютно ясен!

Встал впереди на привычном месте

И на хозяина так взглянул,

Что тот лишь с улыбкой рукой махнул:

– Ладно, чего уж… Вместе так вместе!

Одежда твердеет, как жесть под ветром,

А мгла не шутит, а холод жжет,

И надо не девять взять километров,

Не девяносто, а – девятьсот!

Но если на трудной стоишь дороге

И светит мечта тебе, как звезда,

То ты ни трусости, ни тревоги

Не выберешь в спутники никогда!

Вперед, вперед, по торосистым льдам!

От стужи хрипит глуховатый голос.

Седов еще шутит: – Ну что, брат Фрам,

Отыщешь по нюху Северный полюс?

Черную шерсть опушил мороз,

Но Фрам ничего – моряк не скулящий.

И пусть он всего лишь навсего пес –

Он путешественник настоящий!

Снова медведем ревет пурга,

Пища – худое подобье рыбы.

Седов бы любого сломил врага:

И холод, и голод. Но вот цинга…

И ноги, распухшие, точно глыбы…

Матрос расстроенно-озабочен,

Сказал: – Не стряслось бы какой беды.

Путь еще дальний, а вы не очень…

А полюс… Да бог с ним! Ведь там, между прочим,

Все то же: ни крыши и ни еды…

Добрый, но, право, смешной народ!

Неужто и вправду им непонятно,

Что раньше растает полярный лед,

Чем капитан повернет обратно!

И, лежа на нартах, он все в метель,

Сверяясь с картой, смотрел упрямо,

Смотрел и щурился, как в прицел,

Как будто бы видел во мраке цель,

Там, впереди, меж ушами Фрама.

Солнце все ниже… Мигнуло – и прочь…

Пожалуй, шансов уже никаких.

Над головой – полярная ночь,

И в сутки – по рыбине на двоих…

Полюс по-прежнему впереди.

Седов приподнялся над изголовьем:

– Кажется, баста! Конец пути…

Эх, я бы добрался, сумел дойти,

Когда б на недельку еще здоровья…

Месяц желтым горел огнем,

Будто маяк во мгле океана.

Боцман лоб осенил крестом:

– Ну вот и нет у нас капитана!

Последний и вечный его покой:

Холм изо льда под салют прощальный,

При свете месяца как хрустальный,

Зеленоватый и голубой…

Молча в обратный путь собрались.

Горько, да надо спешить, однако.

Боцман, льдинку смахнув с ресниц,

Сказал чуть слышно: – Пошли, собака!

Их дома дела и семейства ждут,

У Фрама же нет ничего дороже,

Чем друг, что навеки остался тут,

И люди напрасно его зовут:

Фрам уйти от него не может!

Снова кричат ему, странный народ,

Неужто и вправду им непонятно,

Что раньше растает полярный лед,

Чем Фрам хоть на шаг повернет обратно!

Взобрался на холм, заскользив отчаянно,

Улегся и замер там недвижим,

Как будто бы телом хотел своим

Еще отогреть своего хозяина.

Шаги умолкли, и лишь мороз

Да ветер, в смятенье притихший рядом,

Видели, как костенеющий пес

Свою последнюю службу нес,

Уставясь в сумрак стеклянным взглядом.

Льдина кружится, кружат года,

Кружатся звезды над облаками…

И внукам бессоннейшими ночами,

Быть может, увидится иногда,

Как медленно к солнцу плывут из мрака

Герой, чье имя хранит народ,

И Фрам – замечательная собака,

Как черный памятник вросшая в лед!

1969 г.