Избраное

«Грязный этот вертеп… надо пойти в южный конец Оурамаци. Там дорогие. Наверное, старшие офицеры там… Цыновки все в каких-то пятнах… Пахнет красками… Сколько осталось? Час еще… «Ах, как весело итти в ночной плеск, слышать хлюпанье воды, свист машин. О, пение сквозь дождь! Сонный бред, голос ночи, крик скользящих шин..» Не помял ли китель?.. Смотрите — книжка… «Опасный бандит Мураги, совершивший семнадцать убийств и взрезавший брюхо многим невинным девушкам»… Что это такое?.. Эй, кто за створкой?.. Скверный вертеп! На одну девку — еще гость… Она, наверно, пошла еще к третьим…»

 — Эй, сюда! Эй, эй, сюда! Эй, сюда! Кто это у тебя еще такое?

 — Это, извините, летчик-сан, это двое, они немножко выпили, остались немножко ночевать.

 — Какое право имеешь ты сразу принимать нескольких гостей? Ты, я вижу, баба-сволочь! Хотел дать тебе на чай. Теперь не дам. Сейчас буду жаловаться…

 — Пожалуйста, вот сюда, летчик-сан, пожалуйста, еще летчик-сан.

 — …чтоб хозяйка нахлестала тебе по морде.

 — Извините, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.

 — Пошла!

 — Вы мужик красивый, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.

Разглядывая китель, Аратоки пошел по улице в противоположную сторону. Слабо пригревало солнце. В небе была нежная зимняя синева. Он чувствовал в теле пустоту. Все в порядке… Довольный, Аратоки засвистел. «А надо все-таки еще раз повидать дочку Сен Ок-хиона… Ну погоди, подкопаюсь я под проклятого корейца!.. Под двести тысяч, если не под пятьсот… Да, подходит под пятьсот тысяч иен…

…В задыхающейся пляске вод,
Плотной падавших стеною вниз,
Слышно пение шагов и струй,
Тонкий, чистый, одинокий свист…

Все в порядке… Никакого позора нет…»

И пошел по направлению к телеграфному оффису, откуда отходит автобус на аэродром.

Молодой неизвестный человек.
Он отпраздновал сегодня двадцать лет.
Он просто очень тихий человек,
Он не маклер, не убийца, не поэт.
Он готов любой подвиг совершить.
Он готов любую подлость показать,
Чтобы только грош счастья получить,
Чтобы ужин с бургундским заказать.
Слышишь,  — чей там голос песню гомонит?
Всюду ливень, всюду сон и легкий плеск.
Я не буду ни богат, ни знаменит,
Если я не столкну вас с ваших мест.
Это счастье я с кровью захвачу.
Это счастье я вырву из земли.
Я хочу быть великим… Я хочу
Быть великим… Я хочу… Быть… Вели…

(Пат Виллоугби)

Глава десятая АРАТОКИ НА АЭРОДРОМЕ

Подскакивая, бежал автобус. На крыше сверкала крохотная модель самолета. Вертелся игрушечный пропеллер.

Аратоки, откинувшись, смотрел по бокам и вперед.

Вот снова улицы Кион-Сана.

Холмистые коричневые переулки, наполненные белой толпой.

Здесь живут люди.

Здесь сидят, стоят, дремлют, бродят, дремлют, щелкают вшей, дремлют, бреются, плюют, курят длинные чубуки, бранятся, хохочут, кашляют, говорят, бреются, торгуют, поют люди. Транспаранты с золотыми иероглифами реклам перекинуты между домами. На углах зеленщики торгуют морской капустой, осьминогами, сушеными и связанными в веники, красными плодами каки.

Автобус пробегал скверы, храмы. Переходя дорогу, остановился перед самым носом машины лысый монах. Объявление: «Кто (вступить желает в брак, — пусть пойдет к невесте…» Горели электрические фонари над лавками, украшенные резаной бумагой. В дневном свете их желтые огни были бледными и не давали тени.

МEХОВОЙ МАГАЗИН А-К И-ТA

Сбоку была нарисована полосатая голова тигра, с белыми усами, прямыми, как ножи, с косыми глазами монгольского императора.

ЗУБНОЙ ТЕХНИК ЦОЙ ВАН-ГИР

Вывеска изображала свирепую челюсть, окруженную сияющими скальпелями.

Потеплело.

Над крышами беспрерывно двигался воздух. Город казался мирным, непонятно — весенним, спокойным. Быть может, другой человек на месте Аратоки заметил бы в этом спокойствии странные черты. На перекрестках ходили одинаково одетые, бесцветные люди, вглядываясь внимательно в прохожих через очки. Их резиновые серые плащн развевались по ветру.

На мотоциклете с дымом и треском проскочил связист.

Издали казалось, что стены заляпаны краской. Вблизи видны были на трех языках объявления. Кто-то сорвал одно из них. Оно болталось, держась краем, щелкая по ветру; сбоку был пририсован неприличный иероглиф.