Избушка на курьих ножках

– И совсем некому толкнуть тебя в воду, чтобы ты научилась плавать, – улыбается Старая Яга.

Я вспоминаю, как избушка столкнула меня со скалы в лагуну. Кажется, будто это происходит снова: я теряю почву под ногами, ловлю воздух ртом, задыхаюсь, отчаянно тянусь хоть к чему-то твёрдому.

– С тобой всё в порядке? – Старая Яга выглядит обеспокоенной. – Хочешь переночевать здесь? У меня есть свободная комната. А завтра мы обсудим, как тебе провожать мёртвых в одиночку.

– Мне нужно вернуться домой, к Джеку и Бенджи.

Я встаю, покачиваясь. Мой мир рушится, а Старая Яга хочет обсуждать проводы. Но я не могу. Не могу быть следующим Хранителем. Должен быть способ вернуть бабушку домой, чтобы она провожала мёртвых, не давала избушке развалиться, мне – растаять, а Великому циклу – выйти из равновесия. Быть Хранителем – её долг, а не мой.

– Хорошо. – Старая Яга провожает меня к двери. – Приходи завтра вечером. Если хочешь, я помогу тебе подготовиться к проводам.

– Спасибо, – бормочу я.

Я слышу себя как будто со стороны. Вижу, как мои руки раздвигают полотняные занавески по пути на улицу, и я переступаю через лужу уже в свете раннего утра. Чувствую себя как в колючем, затяжном ночном кошмаре, в котором мне не хватает воздуха. Я очень стараюсь, но не могу проснуться.

Слева от меня слышится смех. Я поднимаю глаза и вижу двух девчонок примерно моего возраста, они наблюдают за мной из соседней лавки. Одна шепчет что-то другой на ухо, и обе хихикают.

– Где ты взяла этот платок?

– Ты похожа на уродливую ведьму, которая живёт в том старом гнилом доме.

– Это не мой, – бросаю я, стягивая платок с головы.

Я хотела сказать, что это бабушкин платок, но ведь это уже неправда. Как она могла так поступить со мной? Бросить меня здесь совсем одну, когда я могу в любой момент растаять! И ещё надеяться, что я стану следующим Хранителем.

Не нужен мне её шарф – шарф Яги. Не хочу быть похожей на Ягу и тем более быть ею. Я бросаю шарф в лужу, цветы и черепа на нём съёживаются, тонут в грязной воде, а я разворачиваюсь и ухожу, отчаянно пытаясь придумать, как мне найти выход из всего этого.

Сальма

Я возвращаюсь к избушке и разглядываю трещину возле чулана для костей. Она стала длиннее, и полоса иссохшегося дерева вокруг неё расширилась. Разочарование жжёт меня изнутри.

– Это ты виновата! – огрызаюсь я. – Если бы ты пропустила меня сквозь Врата, я привела бы бабушку домой, она и дальше провожала бы мёртвых, и всё снова было бы хорошо.

Избушка оседает и медленно покачивается из стороны в сторону.

– Какая же ты упрямая! – кричу я. – Пожалуйста, просто…

Я мотаю головой, внутри всё клокочет. Спорить с избушкой бесполезно. Я знаю, что она не пропустит меня сквозь Врата. Ба сказала, что мне нельзя переступать через границу миров, и избушка будет исполнять её волю. Даже сейчас, когда пропустить меня сквозь Врата – наш единственный шанс спастись.

Джек пока не вернулся, зато Бенджи сладко спит в моей комнате. Я ложусь рядом с ним у поросшей мхом крепости, и из груди вырывается стон. Старая Яга не помогла мне. Понятно, она думает, что Ба ушла навсегда. Но должен быть способ вернуть её. Если бы я смогла пройти сквозь Врата, быть может, я могла бы принести её обратно, как несла меня когда-то она.

Я усаживаюсь на полу, в голове зреет спасительная мысль. Моя избушка не пропустит меня сквозь Врата, но ведь избушка Старой Яги не станет меня останавливать. Завтра вечером я отправлюсь к ней, попрошу помощи, и, как только откроются Врата, я запрыгну туда и приведу бабушку домой.

Я снова склоняю голову на мягкий мох, закрываю глаза и пытаюсь уснуть, утешаясь надеждой, что завтра смогу всё исправить. Но в голове то и дело встают образы исчезающих мертвецов и рушащихся избушек. И когда наконец я засыпаю, они продолжают преследовать меня и во сне.

Ра-та-та!

Я резко открываю глаза.

Ра-та-та!

Я вскакиваю на ноги, щурясь от яркого света, льющегося через окна. В воздухе гремит шум рынка. Отдалённые шаги, голоса живых. Грохот горшков, шелест пакетов и звон монет.

Ра-та-та!

– Иду, – отзываюсь я.

Должно быть, это Старая Яга пришла меня проведать, хотя мне и непонятно, почему избушка просто не впустила её. Мне приходится тянуть дверь изо всех сил, чтобы хотя бы сдвинуть её с места, и, когда мне наконец удаётся это сделать, я понимаю, почему избушка так сопротивлялась.

Это одна из девочек, смеявшихся над моим платком. Живая девочка. Я не верю своим глазам. Никто из живых раньше не решался подойти к двери избушки. Тут я вспоминаю, что прошлой ночью не стала строить забор, и меня накрывает чувство вины. Однако оно недолго мучает меня: я представляю, скольких встреч с живыми я лишилась из-за того лишь, что строила забор, как было до́лжно. И сколько ещё их будет, если я никогда не выстрою его снова.