Издержки хорошего воспитания

Алек: Хотел. Но как увидел этих девиц, теперь и не знаю. Я ужасно привязан к Эймори. Он так раним, и мне не хотелось бы, чтобы кто-то бездушно разбил ему сердце.

Сесилия: Он очень симпатичный.

Алек: Она за него не выйдет, но девушке и не обязательно выходить за мужчину, чтобы разбить ему сердце.

Сесилия: Как они это делают? Вот бы узнать секрет!

Алек: Зачем, жестокая маленькая киска? Хорошо еще, что Господь наградил тебя курносым носом, а то повезло бы кому-то.

Входит миссис Коннедж.

Миссис Коннедж: Куда, скажите на милость, подевалась Розалинда?

Алек(радостно): Ты правильно выбрала, у кого спросить. Где же ей быть, как не с нами!

Миссис Коннедж: Ее отец выстроил в шеренгу восьмерых холостых миллионеров, чтобы представить ей.

Алек: Теперь пусть сформируют колонну и выполнят марш-бросок по коридорам.

Миссис Коннедж: Я совершенно серьезно — меня не удивит, если она в вечер своего первого выхода в свет окажется в каком-то кабаре с каким-нибудь футболистом. Вы поищите в левом крыле, а я пойду…

Алек(легкомысленно): Не лучше ли послать дворецкого в погреб?

Миссис Коннедж(совершенно серьезно): Уж не думаешь ли ты, что она там спряталась?

Сесилия: Это он так шутит, мама.

Алек: Мама сразу представила, как Розалинда на пару со знаменитым барьеристом вскрывает бочку пива.

Миссис Коннедж: Пойдемте же! Надо немедленно ее найти!

Уходят. Входят Розалинда и Гиллеспи.

Гиллеспи: Розалинда, один только вопрос. Неужели я вам совершенно безразличен?

Входит Эймори.

Эймори: Этот танец за мной.

Розалинда: Мистер Гиллеспи, это мистер Блейн.

Гиллеспи: Мы уже встречались с мистером Блейном, вы ведь из Дейтона?

Эймори: Да.

Гиллеспи(отчаянно): Я бывал там. Довольно кошмарный городишко.

Эймори(язвительно): Не знаю. Я всегда считал, что лучше быть провинциальной острой подливкой, чем жидким столичным супчиком.

Гиллеспи: Что?

Эймори: О, только без обид.

Гиллеспи кланяется и выходит.

Розалинда: Он слишком неотесан.

Эймори: Я однажды был влюблен в такую.

Розалинда: И что?

Эймори: Ах, да просто дура — ничего в ней не было, кроме того, что я сам ей приписал.

Розалинда: И что потом?

Эймори: В конце концов я убедил ее в том, что она умнее меня, а потом она меня… она дала мне от ворот поворот. Сказав, что я не представляю практической пользы.

Розалинда: А что это значит?

Эймори: О! Это значит: вожу машину, но не умею сменить колесо.

Розалинда: И чем же вы собираетесь заниматься?

Эймори: Писать — думаю начать здесь, в Нью-Йорке.

Розалинда: Гринич-Виллидж.

Эймори: Господи боже, я сказал «писать», а не «пить».

Розалинда: Мне нравятся деловые люди. Умные мужчины обычно такие уютно-домашние.

Эймори: Мне кажется, что я вас знаю целую вечность.

Розалинда: Со времен пирамид?

Эймори: Нет, я собирался поселить нас во Франции: я был бы Людовиком Четырнадцатым, а вы — моей… моей… (Изменившимся голосом.) Думаю, мы полюбим друг друга.

Розалинда: Я же предлагала притвориться.

Эймори: Если бы начали притворяться, это было бы слишком.

Розалинда: Почему?

Эймори: Эгоистичные люди в известном смысле обладают невероятной способностью к большой любви.

Розалинда: Притворись.

Запрокидывает голову. Он медленно целует ее в губы.

Эймори: Я не умею говорить нежности. Но ты прекрасна.

Розалинда: Не то.

Эймори: А что тогда?

Розалинда(печально): О, ничего. Стоит мне захотеть чувствительности, настоящих сантиментов, и я их не получаю.

Эймори: Я в жизни только их и встречал, и они мне опротивели до тошноты.

Розалинда: Так трудно бывает найти мужчину под стать нашим артистическим вкусам.

Кто-то открывает дверь, и в комнату врывается вальс. Розалинда встает.

Слышите? Кто-то играет «Поцелуй меня снова».

Он смотрит на нее.

Эймори: Ну и?

Розалинда: И?

Эймори(тихо, признавая поражение): Я люблю тебя.

Розалинда: Я люблю тебя.

Целуются.

Эймори: О боже, что я наделал?

Розалинда: Ничего. Не говори, прошу. Поцелуй меня снова.

Эймори: Я не знаю, почему и как так случилось, но я люблю тебя — с первого взгляда.

Розалинда: И я тоже… Я… я… хочу принадлежать тебе.

В комнату задумчиво забредает ее брат, останавливается как вкопанный, а затем громко произносит: «Ой, простите!» — и выходит.