Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать

Емельянов, сам поражаясь своей уверенности, встретил ее спокойно и радушно, как и полагается социально ориентированному человеку. Они немного поговорили на социально ориентированные темы, потом у них был деловитый, но и не без нежности, социально ориентированный секс, после чего они социально ориентированно расстались, чтобы социально ориентированно забыть друг друга на другой же день.

Но Емельянов не забыл.

Наоборот, вспоминал все чаще и чаще.

Потом бессонница, рассеянность, светлое уныние…

Он влюбился, господа философы и товароведы.

Вместо того, чтобы вызвать очередную Олесю, Лолиту или Снежану, он думал об этой девушке и не мог прогнать навязчивых мыслей.

Он сказался больным и не поехал в очередной Весьск к очередному Тырьеву. Он машинально сделал утром зарядку и лишь под холодным душем поймал себя на упущении. Он позвонил жене и три с половиной часа вынимал душу из нее и из себя, вспоминая счастливую прошлую жизнь и задавая бессмысленные вопросы, почему нельзя ее вернуть. Он однажды вечером протянул руку к журнальному столику и вместо газеты с телепрограммой наткнулся на пыльный том Тургенева с повестью «Ася», которую и прочел, не сходя с места, даже с непристойной какой-то жадностью — так уныло-мечтательный муж торопливо смотрит взятый у соседа порнофильм, чтобы успеть до прихода жены, ненавидящей разврат (понимая, что гад-муж с этими телками сравнивает ее, честную женщину, и делает вывод не в пользу ее духовных замечательных качеств, а в пользу их бездуховных, но гладких, бедер и ног, не считая остального).

И вот он позвонил Оксане.

Та никак не могла понять, с кем говорит.

Он назвал и метро, и улицу, и описал свою внешность. Она не вспомнила, но спросила:

— Хотите еще со мной отдохнуть?

— Да, — сказал Емельянов.

— Ладно, часам к десяти подъеду.

— А раньше?

— Не могу. Занята.

Емельянов догадался, чем она занята. И не находил себе место до ее приезда.

Это ее профессия, успокойся, уговаривал он себя.

Но — ревновал, мучился, страдал.

И встретил ее упреками, хоть и шутливыми.

Она отделалась тоже шутками. Взяла деньги вперед, по обычаю, чмокнула Емельянова в щеку, шмыгнула в ванную и тут же вышмыгнула и улеглась в приготовленную постель в милой, отчасти порочной, отчасти невинной, короче — социально ориентированной позе.

И тут-то Емельянов вместо того, чтобы заняться удовлетворением естественной потребности, закатил монолог на целый час. Он говорил о том, что занятия человека не могут не оставить неизгладимый след в его душе. Он говорил, что, однако, все поправимо, если человек того захочет. Он говорил, что самое правильное в жизни, когда один мужчина живет с одной женщиной во взаимной любви и понимании.

И т. п. Он сказал все то, что в его ситуации мог бы сказать любой потомственный интеллигент, о чем вы, господа философы, наверняка догадываетесь, а вам, господа товароведы, знать не надо: усложняет жизнь.

И в результате предложил Оксане выйти за него замуж.

Оксана выслушала все это, расчетливо глядя на Емельянова социально ориентированными глазами, и сказала, что замуж ей рано, а просто пожить с Емельяновым на определенной деловой основе она не прочь — мужчина он вежливый, без фокусов, ее устраивает.

И совсем снесло крышу у Емельянова. Вместо того, чтобы продолжить бизнес под руководством Пети Кантропа, а в свободное время бесхитростно тешиться красотой и молодостью Оксаны, он задумал образовать и воспитать ее. Водил в театры, показывал хорошее кино, читал вслух книги. Оксана была терпелива и послушна, высказывала удивительно верные мысли, что Емельянов принимал за умственный прогресс, а на самом деле было умением любой современной девушки идеально подстроиться под партнера (рассказывали про барышню с неполным средним образованием, которая за два месяца освоила основы квантовой механики — так нравился ей приютивший ее ученый и изобретатель, не бедный, конечно).

Однажды, с неохотой поехав-таки по очередному заданию Кантропа, Емельянов преждевременно вернулся и обнаружил в квартире пожилого человека, отвратительно голого. У того немедленно начался сердечный приступ, пришлось вызывать «скорую». Пока ждали ее, Емельянов на кухне (чтобы не тревожить больного) начал выяснять отношения с Оксаной.

Она не чувствовала себя виноватой:

— Почему мне не подработать, пока тебя нет? Тебе же лучше — не буду из тебя деньги тянуть, если свои имею!

Но Емельянов не успокоился, страдал, роптал, обвинял Оксану и т. п.

Ей это надоело, она сказала:

— Да ну тебя, дурак!

И ушла.

Ушел и Емельянов — в запой.

Это случалось с ним редко, раз в три-четыре года, но уж если случалось, то тяжело, громоздко, масштабно.

Выйдя из запоя, Емельянов обнаружил, что серебристую свою машину продал, а деньги продул легкой рукой, забредя случайно в казино, что здоровье придется теперь поправлять не меньше года, и без зарядки не обойтись, что Петя Кантроп не желает с ним больше иметь никакого дела.

И он — догадайтесь, что сделал?

Правильно, вздохнул с облегчением.