Издранное

Профессором кликали в отряде тихого интеллигента, страдавшего на воле запоями и гонявшего тихую жену. Все это вылилось в громкое дело, когда ужравшийся Профессор спустил супругу с лестницы. В отряде интеллигент был одним из самых забитых и безропотных "сидельцев".

Сверчок решительно сдвинул трусы в сторону урны.

— Гляди, мужики, как простой захар кузьмич[55] повторяет подвиг Сани Матросова, — с интересом прокомментировал поступок Вити Михалыч семидесятилетний лагерник с одиннадцатью сроками за спиной, высохший и шершавый, как балан[56] на лесоповале. — Сверчило, ты хоть знаешь, чьи это трусы?

— Профессора нашего.

— Совсем с головой не дружишь? Прикинь: Профессор в них утонет на хрен! Это ж председатель СДП вывесил — чувырло лохматое[57]. Теперь он тебе точняк месяц БУРа сосватает.

— ипэрэсэтэ! — засуетился Сверчок и быстро потянул трусы в другую сторону.

Однако и здесь черная тряпица провисела недолго.

— Ну, вы гоните, — снисходительно заметил Костик Червонец, до сих пор со стороны слушавший обсуждение бельевого вопроса. — Станет вам председатель СДП этот бутор носить… У него импортные, такие, знаете, как плавки, — чтоб яйца при ходьбе не звенели. А эти, по-моему, я на "чертиле" видел, на Мишане.

Пиратские трусы тут же перекочевали к "мусорке".

— Это вы загрубили, — задумчиво прокомментировал один из стоявших поодаль наблюдателей. — Шароварчики кто-то из "бугров"[58] на просушку повесил.

Портки скользнули по канатной дороге в "авторитетную" сторону.

К Сверчку неслышно притерся новый персонаж — Алексей Грушко, прозванный Алешей Бесконвойным[59].

— Витек, братан, ты чего, офонарел?! — прошипел Алеша на ухо Сверчку. Эти трусы позорные тут "обиженники"[60] вывесили! Спецом, падлы, чтобы кого-нибудь из порядочных арестантов офоршмачить[61]! Че ты их мацаешь?!

Витек охнул. И как он сам не догадался! Кто же еще, кроме этих животных, мог посреди локалки растянуть такую поганую рвань? И молчат же нарочно, твари ткнутые… Правильно говорят на зоне — "Нет наглее наглого педераста"! Сверчок отыскал глазами стоявшую у стены барака метлу — и стал подталкивать древком ненавистные трусы в сторону урны.

— Что такое? — раздался голос за спиной. — Видать, кто-то из "блатных" усрался, а Сверчок боится испачкаться. Трусишки, по-моему, Зурабовы.

Зураб считался одним из пацанов, приближенных к "смотрящему"[62] отряда. Тыкать палкой в его белье было верхом неприличия: в ответ могли ткнуть "перышком"[63] под ребра.

— Тьфу ты! — разозлился Сверчок и махнул рукой. — Пускай висят, где висели. С этими трусами накличешь на свою жопу приключений…

Так и получилось, что во время контрольной проверки перед нестройными рядами арестантского люда весело развевались на ветру безымянные трусы — как гордо реющее черное знамя, зовущее "сидельцев" к светлой жизни, исправлению, перевоспитанию и возвращению в ряды честных граждан.

БРАТЕЛЬНИК МИЛЛИОНЩИКА

НОВИЧОК ВОШЕЛ В ПОМЕЩЕНИЕ ОТРЯДА, как английский принц в дешевую ночлежку. Он огляделся, сокрушенно покачал головой и гордо проследовал к спальному месту, которое ему определил старший дневальный. Место его не удовлетворило.

— Милейший! — жестом подозвал он старшину. — Мне бы хотелось что-нибудь у окна.

— А тебе не хотелось бы что-нибудь у параши? — резко оборвал старшина суровое существо из архангельских краев, тяжелый взгляд которого весил что-то около полутонны. — Еще раз услышу про "милейшего"[64] — и будешь кукарекать на насесте[65]!

"Принц" пожал плечами и гордо отвернулся, принявшись рыться в своем бауле. Сунув кое-что из нехитрого скарба в "гараж" — прикроватную тумбочку на двоих, он выудил со дна мешка школьную тетрадку, достал из нее какой-то листок и стал прилаживать к стене.

— Эй ты, клоун! — загрохотал тут же грозный голос дневального. — Тебе кто позволил на стену всякую хрень лепить?!

— Если мне не изменяет зрение, — с достоинством ответствовал незнакомец, — я вижу здесь немало фотографий и репродукций, висящих над кроватями.

— А ты меньше гляди! У нас слишком глазастым шнифты[66] выдавливают! По правилам внутреннего распорядка вешать на стены всякую гадость запрещено.

— А почему же…

— А потому же! Короче: я здесь решаю, что можно вешать, что нельзя. Вот что ты удумал наклеить?

— Фотографию брата…

— Во-во — брата, свата! Ты бы еще сюда впер фотографию кума[67]! А ну, зарисуй… Че-то рожа знакомая; я с ним нигде на этапе[68] не встречался?

— Вряд ли. Скорее всего, вы знакомы заочно.

"Аристократ" протянул старшине пачку чая, и тот увидел на ней ту же лысоватую улыбчивую физиономию, что на предыдущем фото. Крупными буквами на пачке было пропечатано — "ДОВГАНЬ".

— Не понял юмора, — наморщил лоб старшина. — У тебя что, Довгань брательник?

— Естественно. Позвольте представиться — Борис Довгань.

В пуленепробиваемой черепушке старшего дневального что-то щелкнуло, вспыхнуло и задымилось. Он тут же вспомнил, что фамилия новичка (которую ему уже называл начальник отряда) — действительно Довгань. И пожалел, что пропустил это обстоятельство мимо ушей.