Изгнание

[Один из нескольких эпизодов, описанных Ричардом по-английски, но греческими буквами. Вероятно, с той целью, чтобы никто не смог прочесть дневник в случае, если он попадет в руки матери или сестры, поскольку в то время женщины языкам обучались редко. Я просто переписал текст латинским шрифтом. Прим. ЧП.]

Видела ли она мужской орган? Интересно, можно ли предложить ей шесть пенсов, чтобы Бетси взяла его в руку? Я сяду в ванну, она будет наливать воду, а он вдруг встанет из воды, и она не сможет не заметить его, а я на нее посмотрю, и она зарумянится, и я скажу: не хочешь потрогать? Она скажет: «О, сэр, я не могу». Я скажу: «Бетси, получишь шестипенсовик. Только подержи его немного». Служанка обрадуется: «Так много, сэр». Потом протягивает свою нежную ручку и обхватывает его и…

Δ

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]

Половина второго ночи

К половине первого я понял, что Бетси не придет.

[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]

Не могу избавиться от мыслей, что она рядом со мной в этой маленькой комнате. Раздевается и вползает в ночную сорочку. Просвечивает ее маленькая девичья грудь.

Δ

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]

Вторник, 15 декабря, три часа

Слава богу, сегодня дождь закончился, хотя все еще слякотно, и мой багаж, скорее всего, не привезут.

Я спустился в столовую позавтракать. Мама и Эффи заканчивали свою трапезу.

Они обсуждали недавний визит к миссис Пейтресс, и матушка сказала:

– Мы пытаемся найти объяснение письму.

– Какому письму?

– Пока дама показывала вам свои владения, Евфимия заметила на секретере письмо, адресованное кому-то в Солсбери, но не Пейтресс. Откуда у нее письмо?

– Кому оно адресовано? – спросил я.

– Миссис Гуйилфойл, – сказала Евфимия.

Мать тихо произнесла:

– У лорда Торчестера в Солсбери дом.

– Мама, – возмутился я, – неужели ты предполагаешь какую-то непристойную связь?

– Тогда почему она сюда приехала?

Сестра ответила:

– Она намекнула на личные обстоятельства…

Матушка скривила губы.

Я знал, что она подумала.

Я сказал:

– Если вы так интересуетесь ее личной жизнью, то в среду можете обсудить все с миссис Пейтресс сами.

– Едва ли мы к ней пойдем, – ответила мама.

– Почему бы и нет?

Должно быть, я произнес это очень сердито, потому что они обе удивленно посмотрели на меня.

– Миссис Куэнс… – начала мама.

– Ты собираешься учитывать ее мнение?! – воскликнул я.

– Не перебивай, Ричард. Миссис Куэнс с предубеждением относится к миссис Пейтресс. А нам не стоит противопоставлять себя общественному мнению.

По-моему, это уже слишком. Единственный умный и доброжелательный человек во всей округе хочет подружиться с нами, а мы обсуждаем, принять ее или нет!

Евфимия спросила:

– Знаешь, почему миссис Куэнс пытается предать миссис Пейтресс остракизму?

Мама кивнула.

– Она надеется, что одна из ее дочерей выйдет замуж за племянника герцога.

– Которая? – спросил я.

– Скорей всего, Энид, – небрежно произнесла Евфимия. – Куэнсы боятся, что миссис Пейтресс может этому помешать.

– Понимаю, – сказала мама. – Если она выйдет замуж за герцога и родит ему сына, племянник не унаследует ни титула, ни состояния.

(Должен заметить, что это маловероятно, поскольку старику под шестьдесят или даже под восемьдесят.)

Евфимия встала и объявила, что отправляется к леди Терревест.

Я воспользовался ее отсутствием, чтобы убедить маму отложить мой отъезд до тех пор, пока не прибудет багаж с вещами, необходимыми мне в дороге. Раз погода похолодала, возможно, повозка доставит его завтра или через пару дней. Такой довод мама приняла и позволила остаться до пятницы.

Семь часов

Когда я добрался до деревни, дым над печными трубами стоял низко, и пахло угольной сажей вперемежку с туманом, но даже здесь меня преследовал запах болота и моря. Рождественские свечи в окнах напоминали о балах, которые, наверное, все еще проходят в Торчестере без нас.