Изгнание

– Но в отношении этого бала у меня недоброе предчувствие. О нем упоминается в некоторых оскорбительных письмах, и мне пришло в голову, что все адресаты, или упомянутые в них лица, будут на балу. У меня предчувствие, которое не могу объяснить логически, что там будет кульминационный момент всей ужасной кампании с анонимками. Произошло столько странных зловещих событий, и все они каким-то необъяснимым образом сводят вас и мистера Давенанта Боргойна вместе. Вы оба будете на балу, и, если хотите, можете назвать меня суеверной старой дурой, но я не могу не думать о том, что в ту ночь может что-то случиться.

Я засмеялся и спросил:

– Случиться что?

Она молча посмотрела мне в глаза и только произнесла:

– Будьте осторожны.

Мы дошли до Бранкстон Хилл, где расстались, и я вернулся домой.

Не думаю, что должен все рассказать маме про Эдмунда. Бывают моменты, когда она кажется мне чужим человеком, кем-то, кто способен подойти ко мне на улице и потребовать что-то ужасное. Почему я должен беспокоиться о том, что она думает? А что касается Евфимии, то после своего непристойного поведения сестра и вовсе не имеет права учить меня жизни.

Десять часов вечера

Во время обеда Евфимия вдруг спросила:

– Что может сделать этот мистер Вебстер, если не вернуть ему деньги? Он зол потому, что обвиняет тебя в смерти сына? Он хочет отомстить?

Почему сестра знает так много? Неужели у нее какой-то тайный информатор?

Она права, он жаждет мести. Злой, злой человек. Он сделал жизнь собственного сына несчастной и теперь пользуется его смертью, чтобы преследовать других. Это потому, что Эдмунд его ненавидел, потому что решил, будто мы лишаем его того, чем он дорожит больше всего, – денег.

Я молчал, и Эффи спросила:

– Если Эдмунд Вебстер был твоим другом, почему он не погасил твой долг до того, как покончил с собой?

Я лишь покачал головой. Потом она спросила:

– Какой это был яд?

– Настойка опия, – наконец ответил я.

– Опиум с алкоголем, – прошептала она.

Поняв, что я не собираюсь продолжать разговор, она повернулась к маме:

– Не думаю, что Ричард рассказал нам всю правду.

Как она смеет! Какая лицемерка!

– Не считаю, что у тебя право так говорить. К чему ты клонишь? В письме есть обвинение. Сколько в нем правды?

Она ахнула.

(Тебя все еще трахает этот наглый хам.)

Мама сказала:

– Ричард, это непростительно.

Четверг, 7 января, 11 часов

Не понимаю, как я мог не заметить, какая красавица эта маленькая гувернантка. Она не просто «хорошенькая», но в ее лице сияет редкая внутренняя красота.

За завтраком Евфимия сказала, что утром отправляется к леди Терревест. Мама решила, что мы ее немного проводим. Я согласился, но только чтобы показать, что события прошлого вечера мне безразличны.

На вершине Бранкстон Хилл мы повстречали все семейство Гринакров – родителей, вышагивающих впереди, а за ними маленькая гувернантка и все их детки. Мы замедлили шаг и приветственно улыбались, но мистер и миссис Гринакр прошли мимо, словно нас не заметили.

Пока все они шли мимо, гувернантка обернулась и, отпустив ладонь самого маленького ребенка, подбежала ко мне, схватила за руку и утащила в сторону от мамы и Эффи, которые шли впереди. Хриплым шепотом она произнесла:

– Я не верю в то, что говорят о вас, мистер Шенстоун.

– А что говорят? – потребовал я ответа.

Я заметил, что маленькая нахалка Амелия оглянулась посмотреть на нас. Она потянула мать за руку, и миссис Гринакр тоже обернулась.

Хелен удивленно посмотрела на меня.

– Все думают, что вы автор непристойных писем и проделываете по ночам все эти кошмарные мерзости.

Должно быть, я уставился на нее, словно идиот. Неужели так думают все? Не только миссис Куэнс и родители Люси?

– Жена настоятеля получила еще одно письмо и верит, что его написали вы, потому что в нем самые ужасные угрозы мистеру Давенанту Боргойну. И еще написано про мальчика.

Я удивился:

– Какого еще мальчика?

Гувернантка не ответила, и не успел я спросить еще что-то, как она убежала к своей группе. Миссис Гринакр все еще следила за нами.

Мама поначалу шла, не заметив ничего, но Евфимия обернулась, посмотрела на нас и коснулась руки мамы. Она тоже остановилась, чтобы посмотреть, как мы беседуем с девушкой.

Стало быть, все в деревне уверены, что я и есть тот безумный монстр! В это верят все: Энид, Гвиневер, миссис Дарнтон, Старая Ханна. Но не мисс Биттлстоун! И не Люси, если только преступник не она сама!

Как оправдать свое имя? Думаю, только разоблачив истинного злоумышленника, и, уверен, я к этому близок.

Если грязные письма пишет Люси и отсылает подруге в Торчестере, чтобы та их разослала по почте, все же остается вопрос: кто бродит по ночам, выкалывая глаза скоту и вспарывая животы беременным лошадям? Есть только один ответ: ее отец. Я был свидетелем гнева и яростной жестокости этого человека с хлыстом в руке. Не представляю, каковы их мотивы, но теперь знаю, что в основе всего противоестественная связь между ними.