Изгнание

Тем временем Пол запел опять, и Игорь, к моему облегчению, отвернулся от меня. Видеоинсталляция замелькала изображением серого перрона, старинного паровоза, скопища людей — из-под колес подняли женское тело в съехавшей на лицо шляпке и длинном тёмном платье. Потом замелькали прозрачные кадры, наложенные на происходящее на перроне — балы, улыбки, пышные платья, цветы… Анна Каренина! Классика не может быть избитой темой! Темы истока и исхода, транслируемые одновременно, давали какое-то сюрреалистичное переживание, как будто всё это — и то, где свет от золотых канделябров и статные, убелённые сединами дворецкие открывают огромные резные двери, и серая убогость перрона, клубы чёрного дыма, изуродованное тело, изломанной куклой лежащее в окружении убого одетой толпы, — всё это не по-настоящему. Иллюзия — и то, и то. Мираж. Вот сам мираж есть. А то, что его наполняет — нет.

Что он поет?

…Я буду смеяться
Как будто не вижу
Как слезы с ресниц
Пробивая сезоны
Ногтями впиваются
В кожу перрона….
…Приблизь. ся, дотронь. ся…

К моему счастью — потому что я, кажется, начала понимать Лану, — эта песня была последней. Vampires Climb под истовый рёв толпы покинули сцену, и внимание Игоря опять вернулось ко мне. К моему неудовольствию. К моему неудовольствию куда-то исчез «лихой друг» Игоря, сиречь Андрей. И исчез он не просто так, а вместе с Идой.

Как назло, именно, когда нимфа с этим треклятым Андреем куда-то делись, от Игоря, наконец, последовало предложение «посетить его апартаменты». Ведь если мне так нравится «вся эта вампирская муть и тому подобная хрень», он с удовольствием кое-что мне покажет. Дома. Надеюсь, это он Свиток Гекет имел ввиду, а не какую-нибудь ролевую атрибутику. Брр…

Сообщила, что и сама с нетерпением жду-не дождусь, только вот надо мне быстренько посетить дамскую комнату, и понеслась на поиски Иды.

В двух залах и одном баре Иды не нашлось, что наталкивало на нехорошие мысли и тревожные предчувствия. Зато в кальянной я обнаружила зареванную Инку Самойлову, которая с глубоким задумчивым видом пускала клубы дыма под потолок. Белая краска с её щек была безнадежно смыта, что повествовало о том, что плакала Инка долго и всерьез, раз уж мейк-ап в стиле готик восстановлению не подлежал.

— Ин, ты не видела мою сестру? — я решила не лезть к человеку в душу, сделав вид, что не заметила крайне плачевного в прямом и переносном смысле состояния Самойловой. Да и Иду сейчас найти было крайне важно.

— Вот урод! — зло выдохнула в ответ она.

Сообразив, что речь идет об Арсентьеве-младшем, я решила поддержать разговор. А там, мало ли, и про Иду что-нибудь узнать получится… Надо только поспешить, пока пьяный Арсентьев-старший не вырубился прямо за столиком или не пригласил в «апартаменты» кого-то другого. Парню-то сейчас немного надо. Две ноги, две руки, одна голова. Хотя, судя по его виду, когда я уходила — всё это вовсе даже не принципиально.

— Что, вот так сразу — и козёл?

Самойлова окинула меня отстраненно-снисходительным взглядом.

— Вот тебе, Тёма, этого не надо. Чувств, эмоций… Тепла. Ты — не такая…

— Не какая? — я опешила.

А Инка неопределенно махнула рукой и продолжила на чем свет костерить Славика, то есть Саона. И понятно стало, что ничего путного я от нее не добьюсь.

В дамских комнатах Иды тоже не было, и я заметно нервничала.

Зато в холле нашёлся Славик.

Его мощная двухметровая комплекция — он говорил как-то, что не «два метра», а «два ноль три», и «это принципиальная разница» — склонилась над высокой и одновременно хрупкой и фигуристой брюнеткой, блокировав ей своими ручищами пути к отступлению. Девица с гладкими черными волосами стояла, прижавшись к стене, и руки вдоль тела вытянула, как бы отстраняясь, но при этом так призывно улыбалась Славику красным чувственным ртом, что сразу понятно было, сопротивляется дама с вполне определенной целью.

Чем-то зацепила меня эта парочка — и даже не Славик, чёрт с ним, всё равно дуется, а вот эта знойная красотка в красном атласном платье с черным кружевом и черных же перчатках. Молочно-белая кожа добавляла незнакомке сходства с Дитой фон Тиз, однако, положа руку на сердце, эта, рядом с Саоном, была намного моложе и привлекательнее, и с глазами — огромными и выразительными, как у Вивьен Ли.

Я конечно, поведения Арсентьева-младшего (да и старшего, но это к слову) не одобряю, но понять могу.

Что же здесь так жарко? Кондиционеров им жалко, что ли? Или я уже запыхалась, в тщетных попытках найти нимфу?

Решив глотнуть свежего воздуха, а заодно собраться с мыслями — где я ещё не была и где может быть Ида, — я вышла на балкон.

То есть только вознамерилась выйти, когда сквозь толстое мутное стекло увидела на фоне ночного неба две фигуры, стоящие лицом друг к другу. Влюбленные! Проклятье! И ведь не выйдешь теперь, просто подержаться за холодный металл поручней, посмотреть вниз, на огни родного города, вдохнуть прохладный ночной воздух… Не мешать же романтике! Фавн возьми, чтоб её.