Изгнание

Бегство продолжалось уже третьи сутки. Поначалу, опасаясь погони, они, подобно пугливым газелям, скакали во весь опор, не разбирая дороги. Просто чудо, что ни одна из лошадей не сломала себе ноги, а заодно и шею своему наезднику. Потом пришло понимание, что только в лошадях их спасение и, дабы не загнать их, пришлось поумерить пыл. Да и у людей сил уже не оставалось. За время бегства их зады стали напоминать плотные кожаные подмётки темно-лилового цвета, почти полностью потерявшие чувствительность. К вечеру, враскоряку сползая с лошади, хотелось только одного: упасть пластом и не шевелиться, долго-долго.

Ехали беглецы вдоль Радужных гор в сторону заходящего солнца по окраинным лесистым холмам. В отличии от выгоревшей к концу лета степи, здесь можно было найти ручьи, чтобы утолить жажду и напоить лошадей. А среди изобилия деревьев встречались дикие яблони, абрикосы, лещина, как раз увешанные созревшими плодами. Конец лета – начало осени – самая благодатная и щедрая пора. О пропитании можно было не думать, если, конечно, не мечтаешь о куске жареного мяса до текущих при мысли о нем слюнок и урчания в животе.

Ефим мечтал. Он и наловил как-то вечером робких, прячущихся в траве куропаток, используя свою замызганную, всю в прорехах рубаху наподобие рыболовной сети и устроил для беглецов настоящий пир. Обсасывая невесомые птичьи косточки, разморенный сытным ужином Ефим стал не в меру словоохотлив, поведав спутникам курьёзную историю своего бегства из города из-под бдительного ока всесильного Домиара и заставив их улыбнуться впервые со времени побега. Еще несколько дней назад он был мрачен, печален и тих в ожидании того дня, когда на него неминуемо обрушится гнев правителя. Внезапная перемена участи Ефима окрылила, как страдающего утром пьяницу запотевшая бутылка смородиновой настойки. Бахвальство и самолюбование вновь расцвело пышным цветом. Теперь он твердо намеревался быть хитрее голодной лисы, изворотливее пойманной на воровстве кошки и безжалостнее ласки в курятнике, чтобы более не попадаться.

Но, увы, ни у него, ни у его спутников не было четкого плана действий. Поэтому решили пока податься в самую дальнюю из рыбацких деревень, почти на границе с ядовитой Черной трясиной. Дальше было уже просто некуда. На рассвете следующего дня беглецы свернули в степь, двигаясь вдоль ручья, прорезавшего в земле небольшой овраг, поросший кустами жимолости. Через полдня пути ручей бесследно исчез, затерявшись в глубине оврага. Выжженная солнцем степь шелестела сухой травой под копытами лошадей, сушила глотки горячим ветром, немилосердно опаляла солнечным жаром днем и давила духотой по ночам. Разразившаяся на второй день пути гроза с радостью была встречена изнывающими от жары людьми и лошадьми. Недолгий, но мощный ливень освежил и взбодрил.

Вскоре после него путники выехали к зеркалу. Идеально ровная поверхность высохшего соляного озера, покрытая водой недавнего ливня слоем толщиной в палец, отражала синеву вечернего неба с редкими, лениво плывущими облачками. К утру от воды не осталось и следа. Розовато-белая поверхность озера оказалась покрыта симметрично потрескавшейся коркой соли, напоминающей гигантские соты с медом. Отсюда привозили в город розоватую соль, которую задорого продавали иноземцам. Монополия на продажу соли принадлежала правителю города.

«Ох, ёжики сушеные, да сколько же её тут? Иноземцы то за нее золотом платят, а она, вот глянь, просто под ногами валяется,» – заливисто выразил свое восхищение Ефим.

«Это какую же торговлю тут можно развернуть,» – мгновенно оценил он экономические перспективы, окидывая соляные просторы загоревшимися глазами.

Задерживаться у слепяще-белоснежного чудо не стали, продолжив путешествие, едва рассвело. Полуденную жару путники старались пережидать в тени одиноких акаций. Вскоре монотонно-равнинный пейзаж сменился невысокими, унылыми, серыми холмами, напоминающими кучи пыли, кое-где поросшие колючим кустарником.

Здесь их поджидало еще одно невиданное чудо: окаменевший древний лес. Балаш слышал о нем и читал в рукописях, поэтому представлял, что увидит. Но ни одна рукопись не давала ответа на вопрос: когда и почему с деревьями произошло такое? Лежащие тут и там вповалку стволы деревьев, толщиной с самую большую бочку, с виду были совсем, как настоящие: отчетливо были видны и годовые кольца, и каждая трещинка в коре. И только наощупь чувствовалась прохладная гладкость и прочность камня. Многие стволы были словно порублены на одинаковые кругляши, как рулет, порезанный хозяйкой к столу. Некоторые деревья в разрезе отличались от прочих. Под прочной каменной корой скрывалось пестрое многоцветие красок: пылающий алый, сияющий лиловый, прозрачный, как слеза, голубой, словно впитавший в себя полуденные солнечные лучи желтый. Они блестели и переливались, не давая отвести взгляд.