Изгнание беса

Прошел на кухню и из бумажного пакета, взятого на дверце холодильника, налил себе молока в сияющий, отмытый до блеска тонкостенный стакан. Молоко было очень свежее и очень вкусное. Советник пил его, стоя у окна. Штору он отдернул, и поэтому в легких сумерках было видно, как дрожит загорающимися огнями вечерний город.

Собственно, не город, а – два завода, распластавшиеся на равнине.

И – звезда, которую сегодня не было видно.

Впрочем, это не имело значения.

Потому что город был обречен, и обреченность его чувствовалась даже в летней прохладе, которая вливалась сейчас через открытую форточку.

Причем чувствовалась – неприятно.

Поэтому Советник снова задернул штору и допил молоко. А затем тщательно, как он привык это делать, вымыл стакан и поставил его на сушилку.

Настроение у него было хорошее…

Спал Советник – чутко, прислушиваясь к звукам на незнакомом месте, но тем не менее выспался и проснулся, как и заказывал сам себе, в семь часов, когда солнце уже било сквозь занавески яркими утренними лучами. Комплексная зарядка (Советник следил за своим здоровьем), душ и легкий необременительный завтрак заняли ровно час, и в начале девятого он уже вышел на улицу – сразу же сощурившись от хлынувшего на него океана света. Света было слишком много, и поэтому он не сразу разглядел немолодого, довольно полного человека, который привалился к стене на другой стороне улицы и обмахивался панамой, потому что ему было жарко, – а когда разглядел, то зашел в ближайший телефон-автомат и по карточке, данной ему в горисполкоме, набрал служебный подчеркнутый номер лейтенанта.

Он нисколько не сомневался, что лейтенант уже на работе. Так оно и оказалось. И Советник, услышав его голос в трубке, недовольно сказал:

– Это я. Уберите от меня наблюдение…

А затем, больше ничего не добавляя, даже не дожидаясь ответа, высунулся из будки и жестами показал полному пожилому человеку, что, мол, подойди. А поскольку тот не понимал, то оставил телефонную трубку висящей на шнуре и пошел дальше.

Он был уверен, что наблюдение за ним снимут, и поэтому более не стал проверяться, а, сев в нужный автобус, номер которого знал назубок, проехал четыре остановки и, сойдя на набережной желтой реки, уселся на третью по счету деревянную скамейку, где уже пребывал в задумчивости некий мужчина, судя по грубому комбинезону, электрик или строитель.

Впрочем, задумчивость его была кажущейся. Потому что едва Советник уселся рядом, как мужчина без предисловий сказал ему:

– Здравия желаю! – а потом, не слишком конспирируясь, протянул плоский, аккуратно заклеенный синий конверт. – Вот. Здесь то, что вам нужно. В единственном экземпляре. Разрешите отбыть? – после чего нырнул в следующий подошедший к остановке автобус.

Кажется, Советник даже не заметил его исчезновения: длинными жесткими пальцами он обрывал кромку конверта, доставая оттуда фотографии, изображающие различных женщин с детьми. Первую из этих фотографий он, изучив, задумчиво отложил в сторону, такая же участь постигла и вторую фотографию, зато третью, едва взглянув на нее, он отдернул – и сам, точно обожженный, вздрогнул, а затем, откинувшись на скамейке, прикрыл глаза и сидел так некоторое время, шевеля губами, как будто молился.

Но молитва эта продолжалась недолго, потому что уже через несколько секунд Советник, очнувшись, внимательно изучил пометки, сделанные на обороте третьей фотографии, торопливо спрятал ее в карман, карман застегнул, а остальные снимки, в том числе и не просмотренные, сгреб в одну пачку и, оглянувшись по сторонам, бросил ее в ближайший мусорный ящик; вслед за этим, как и человек в комбинезоне, нырнул в подошедший автобус.

Проехал он те же четыре остановки и сошел неподалеку от своего дома, но в квартиру не пошел, а вместо этого быстро завернул за угол и спустился по улице, идущей между стандартными пятиэтажками, окутанными веселой зеленью, свернул еще раз и, постояв секунду, как бы соображая, направился в одну из парадных. Дверь ему открыла женщина в халате с закатанными рукавами и с волосами, стянутыми в пучок на затылке, – словно она мыла пол или вообще убиралась в квартире, – посмотрела испуганно, тут же, впрочем, опомнившись и попытавшись приветливо улыбнуться.

– Да?..

– Я из собеса, – сказал Советник. И, без приглашения войдя на кухню, увидел жалкую поцарапанную мебель, наверное купленную в комиссионке, кастрюлю на газовой конфорке, в которой что-то бурлило, ситцевые дешевые занавески и, главное, – крупного, довольно упитанного младенца, в чепчике и белых ползунках, сидящего в детском стуле и сосредоточенно рассматривающего незнакомца. Взгляд его темных глаз был внимателен, а в углу мягких губ вдруг надулся и быстро опал слюнный пузырь.

Советник сразу же отвернулся.

– Кажется, я ошибся, – сказал он. И встретился с таким же темным, но – беспомощным и опять полным испуга взглядом хозяйки. – Простите ради бога… Мне нужен дом шесть, квартира одиннадцать…

– Это дом семь, – слабо сказал женщина.