Изгнание беса

Они не стреляли, хотя оружие у них, конечно, имелось, они просто кричали, приказывая остановиться: это, вероятно, были сотрудники местного отделения госбезопасности, вызванные наблюдателем; вот почему лейтенант явился к нему один – потому что он с этой стороны немного подстраховался, Советник это уже понимал, но он также понимал, что им с Марией теперь не отбиться, руки у него были заняты, он даже не попытался достать свой пистолет, но одновременно нисколько не удивился, когда вдруг увидел, что между ними и бегущими молодыми людьми, которых было не четверо, а все-таки трое, внезапно, как из-под земли, вырос мэр и, стремительно выпростав обе руки из карманов, начал сосредоточенно, будто в тире, стрелять сразу из двух пистолетов. Советник не видел, попал он в кого-нибудь или нет, здесь решала удача и доли секунды, он лишь отметил, как мэр, отпрянув и переломившись по поясу, падает на затоптанную сухую землю, как он ворочается, словно гусеница, и кричит: «Дайте мне только взглянуть на него!..» – но они уже сидели в машине. Зарычал мотор, лязгнуло выжатое сцепление, Советник сразу же дал полную скорость – дернуло, существенно занесло, – на переднем стекле появилась дырочка в окружении мелких трещин, но жигуль уже, выкатившись вдоль улицы, свернул за угол, и Советник облегченно вздохнул.

Правда, радоваться здесь было особенно нечему. Советник об этом догадывался. И он догадался еще, что дело тут вовсе не в лейтенанте. Лейтенант – это мелочь, чрезмерное честолюбие. Дело здесь было совсем в другом человеке. Если только можно было назвать его человеком. Он вдруг вспомнил чуткие, неестественно выпуклые глаза Гедона, мраморные, литые белки его, прошитые веточками артерий. Как он привстает в мягком кресле и, ухватившись когтями за подлокотники, говорит рокочущим низким басом, проникающим как будто до самого сердца: «Я тебе верю…» А глаза его вспыхивают и смотрят, кажется, прямо сюда…

Советник даже сощурился.

Значит, это Гедон.

Не зря загорелась звезда, и не зря восходила она над городом.

Значит, Гедон.

Больше никаких иллюзий у Советника не было, и поэтому, выскочив на шоссе и заметив стоящий поперек дороги серый пятнистый бронетранспортер, окруженный солдатами, а неподалеку от него – легковушку и фигуру человека с поднятыми кверху руками, он не растерялся, как можно было ожидать, но – лишь выругался и стиснул крепкие зубы.

Он теперь знал, что ему делать, и, остановив машину метрах, наверное, в двухстах от зловещего бронетранспортера, резким, не терпящим возражений голосом приказал Марии: «Беги!..» – сам же, открыв дипломат и достав оттуда изделие довольно странного вида, наставил его через ветровое стекло и, дождавшись, пока Мария выберется наружу, плавно спустил курок.

Стрелять он умел: огненная, перевитая дымами гроздь вздулась там, где только что скопились военные, полетели обломки, рвануло, наверное, вспоротый бензобак. Тогда Советник бросил бесполезное уже ружье и, вслед за Марией перебравшись через канаву, оказался на всхолмленном небольшом лугу, отчеркнутом от основного массива выступом березовой рощи. За рощей находился проселок, а дальше – спрятанная в условном месте автомашина с новыми документами. Но Советник знал, что это не для него. Он вовсе не обольщался победой. И действительно, только он, успев найти подходящее место и вытащив из-под мышки свой собственный пистолет, распластался на возвышении, из-за которого просматривалась вся дорога, как от горящего бронетранспортера, чуть ли не из дыма, чуть ли не из пламени, опадающего по краям, начала растягиваться цепь людей в черных комбинезонах.

Видимо, какая-то специальная группа.

Они двинулись вперед, и в руках у них сразу же затрещали горячие автоматы.

Советник вжался в землю. Он не хотел, чтобы его зацепило раньше времени. Потом – пожалуйста, но только не сейчас. Он видел сияющий хор берез, будто выточенных из горного снега, и видел, как Мария, отчаянно прижимая младенца, плывет к этим березам через яркий шелковый луг, и видел, как расплескиваются вокруг нее малиновые соцветия иван-чая, – то есть, конечно, видеть этого он не мог, потому что он лежал, плотно прижавшись к земле, но он все-таки видел это, и на лице его расплывалась робкая святая улыбка…

Цвет небесный

Альбом идиота

Глава 1

Я расскажу все как было – ни о чем не умалчивая и ничего не добавляя от себя.

Шторы были задернуты. Трепетала зелень на индикаторах магнитофона. Гитара, изнемогая от любви, выщипывала гортанные перезвоны: «О, прекрасная донна, подари мне эту розу!.. О, прекрасная донна, я навсегда сохраню ее!.. Подари эту розу как память о нашей встрече!.. О, прекрасная белая роза!.. О, как она свежа!..»

Голос обволакивал собою пространство. Сладость, нега и безразличие пропитывали его.

Анпилогов поднялся и медленно скрипнул зубами.

– Я исчезаю, с меня хватит, – сдавленным, нехорошим голосом сказал он. – Зубри текст, Александр. Шестого ты обязан петь как соловей.

– Соловей из меня хреновый, – ответил Игнациус. – К тому же до шестого еще надо дожить.